– Нет. Я тоже ничего понять не могу. Но думаю, не стоит ломать голову над этим.

– Может быть. Но отчего-то сейчас мне пришла в голову одна мысль – если ты каким-то непонятным чудесным образом переместилась в наше время, то ты, вполне вероятно, также можешь вернуться и обратно в свой век.

– Наверное…

– Вот именно! – воскликнул он и приподнялся. – И это просто катастрофа!

– Почему?

– Потому что я не намерен отпускать тебя ни в какое будущее, душа моя! Ты моя невеста и должна жить здесь, со мной, в моем доме и в мое время! И меня не устраивают эти непонятности перемещения. Меня это, прямо сказать, теперь нервирует!

– Но я же еще никуда не переместилась, – тихо ответила она, не понимая, чего он опасается.

– О, благодарствую! То есть в один прекрасный день ты вдруг исчезнешь из гостиной и отправишься в это свое будущее? А я останусь здесь?

– Ну, не знаю…

– А я знаю, что необходимо немедленно все выяснить! Отчего так все произошло и почему ты оказалась в нашем веке!

– Сережа, ночь же сейчас. Может, оставим разбирательства до утра?

Он как-то хмуро посмотрел на нее и пару раз выдохнул.

– Ты права, милая. Что-то я перевозбудился от этой жуткой новости про твое будущее. Конечно, надо все спокойно обдумать. Поутру ты мне расскажешь еще раз все, что помнишь, во всех подробностях, а я попытаюсь найти что-нибудь о перемещении в тех книгах, которые у меня есть.

– У тебя есть такие книги?

– Немного. Точнее, там описаны опыты по перемещению. Но они все закончились неудачно.

– Договорились, – кивнула она. – И ты не считаешь меня ненормальной и опасной, если я попала сюда из будущего?

– Нет, конечно. Меня не пугает то, когда ты родилась, даже если бы ты была из эпохи Христа. Но меня напрягает тот факт, что ты можешь покинуть меня в одно неприятное утро, а я этого не перенесу.

– Я и не собираюсь этого делать.

– Вот и чудесно, душа моя. А теперь ложись спать, уже за полночь, – он легко поцеловал ее в лоб. – Люблю тебя…

Он поднялся на ноги и быстро направился прочь из комнаты, одержимый гнетущими мыслями и намереваясь хоть что-то отыскать в книгах о возможностях перемещения во времени.

Следующим вечером, когда стемнело, в дом Чернышевых пожаловал невысокий мужчина в неприметном костюме, с небольшим брюшком и в пенсне. Быстро переговорив с Сергеем чуть в стороне, господин вновь надел шляпу, собираясь удалиться. Чернышев же подошел к Наде, сидящей на диванчике, и заметил:

– Я уезжаю, Наденька. Это по поводу Аркадия. Господин Плеухин наконец выяснил, где пропадает целыми днями и ночами наш Бакунин. Мы едем немедля туда. Буду поздно, наверное, не жди меня, ложись спать.

– Я с тобой поеду, Сережа! – воскликнула она.

– Нет, душа моя, – попытался он возразить. – Это может быть очень опасно. Мы поедем вдвоем. Я вернусь и непременно все тебе расскажу.

– Но ты же мне обещал взять меня с собой, милый, – насупилась девушка. – Ты обещал! Я обижусь на тебя. Ведь Аркадий – мой друг, и мне важно все о нем знать.

– Ты не понимаешь, Наденька… – начал он нравоучительно, но, отметив на ее прелестном лице печаль и недовольство, вздохнул и согласился:

– Ладно, поехали. Иди побыстрее собирайся, ждем тебя в парадной. Я только пистолет захвачу.

– Пистолет? – опешила девушка.

– На всякий случай. Но если ты боишься…

– Нет, я еду с вами! – выпалила она, уверенно тряхнув головой, и побежала прочь из гостиной.

Чуть позже они втроем следовали в экипаже с занавешенными окнами на окраину Воронежа в неприглядный район трущоб, который побаивались посещать даже городовые и квартальные.

– Ваше сиятельство, все же думаю, надобно было вызвать полицию, – увещевательно заметил Плеухин, нервно вздыхая. – Один-то я побоялся туда соваться, вам сначала решил доложить.

– И верно сделали, Олег Афанасьевич, – кивнул граф, то и дело приоткрывая занавесь на окне и осматривая неприглядную вечернюю улицу.

– Но с полицией было бы спокойней.

– Нет, – ответил Чернышев. – Сначала я сам должен во всем разобраться. Если это не противозаконно, не надо выносить сор из избы, – он чуть помолчал. – Надеюсь только на порядочность Аркадия, что он не будет связываться с подозрительными личностями.

– Зря вы уверены в совестливости Аркадия Ивановича, ваше сиятельство, – не унимался Плеухин, частный сыщик, нанятый графом для расследования этого щекотливого дела. – А я вам уже доложил, что господин Бакунин посещает этот дом исправно, почти ежедневно. И ходит туда тайком, через пьяный переулок, где то и дело находят убитых. И ходит он так быстро, что и не догнать, и постоянно оглядывается, явно боясь слежки. Если бы в том доме было что-то пристойное, разве бы он опасался открыто ходить туда? Как бы мокрухи там не было…

– Вы слишком много времени следили за ворами и убийцами, дорогой Олег Афанасьевич, оттого вам и кажется, что все только этим и промышляют, – в защиту родственника бросил, поморщившись, Сергей, так как ему не понравилось, что Плеухин намекал на убийство, которое на жаргонном языке называли «мокрухой».

– Может, вы и правы, граф. Но я неделю следил за этим домом. Так вот, по ночам туда ходят странные неприглядного вида личности, а иногда и мешки таскают.

– Надеюсь, Аркадий не устроил там притон, – вздохнул Чернышев. – А то позор на весь Воронеж будет.

– Ты думаешь, что там публичный дом? – не удержалась Надя от вопроса.

– Нет, милая. Публичные дома разрешены законом и под надзором специального комитета, вряд ли Аркадий стал бы скрывать подобное.

– Разрешены? Да уж… Как может царь разрешать подобные заведения, – пролепетала она.

– Разве вы не знаете, многоуважаемая Надежда Дмитриевна, что без легальной охраны государства жизнь подобных особ женского пола будет совсем непотребной? – удивился сыщик. – Так хоть медицинский осмотр и лечение проституткам полагается. Да и на плохое обращение они заявить в полицию могут.

– Олег Афанасьевич прав, – добавил Сергей, вздохнув. – Все женщины легкого поведения состоят на учете в специальном надзорном комитете при полиции, и за ними следят, даже за тем, чтобы владельцы борделей их не обсчитывали. Я тоже не в восторге от этого всего. А что поделать? Но все понимают, что, по крайней мере, девицы эти защищены от произвола, ведь проституцию не искоренить. Это надо в головах сначала менять.

– Да уж, печальная правда жизни, – закивала Надя, делая вид, что просто позабыла обо всем этом.

– Вам, барышня, и не следует знать об этих неприятных заведениях, – участливо посоветовал Плеухин. – Все эти злачные места давно закрыть надобно! Там не девицы, а одна гниль. Разве это женщины? Отребье!