class="p1">– Ты просто ужасно наглый, знаешь? – бурчу, держась за шею.

– Мне говорили, – кивает альфардец и, перешагнув платформу, несёт меня. – Скучала по мне? Хотя бы немножко?

– Немножко скучала, – тяну задумавшись.

– И даже хвост выпускать не нужно, чтоб ты меня поцеловала? – Ори останавливается посреди дороги и выгибает бровь.

– Нет уж, целовать не буду. Ты мне не нравишься, – фырчу, закатывая глаза.

– Ладно, я тебя поцелую, потому что ты мне очень нравишься. И я по тебе очень скучал, – замечает наглец и продолжает идти.

– Ну и?

– Что? – строит из себя дурака этот хитрый змей.

– Ты сказал: поцелуешь. И не целуешь.

Орион растягивает губы шире. Даже грудь вибрирует от еле сдерживаемого смеха. Ерзаю, пытаюсь слезть. Гад.

– Потерпи, моя королева, – шепчет Ори и, кивнув Арткуру, взбирается в аэрокар вместе со мной.

Безопасник не летит с нами, просто закрывает дверь, и наше авто поднимается. Кручу головой и пытаюсь пересесть на соседнее кресло. Но этот несносный жених переворачивает, вжимает в кресло и почти наваливается.

– Тебя сейчас Бластер укусит, – шиплю, не понимая, что он делает. Мы не в таких хороших отношениях, чтобы обжиматься в машине.

– Пусть хоть сгрызет всего, мне для тебя ничего не жалко, – фыркает альфардец и сминает губы.

Мычу, кусаю за губу, даже бью по плечам. Но мне нравится поцелуй. Нравится жар, поднимающийся откуда-то снизу. Нравится это лёгкое головокружение и желание. Всё-таки Софи была права: поцелуи совсем не противные. Орион мягко тянет на себя, и я оказываюсь на его коленях. Совершенно не обращаю на это внимание. Отвечаю на поцелуй, сталкиваюсь с его языком, зарываюсь в волнистые волосы. Даже тяну их. А он гладит спину и плавно перемещает руки к пояснице. Совсем наглеет и, сжимая ягодицы, тянет ещё ближе, ещё теснее к себе. Упираюсь промежностью в каменное препятствие и с шумом прерываю нас, возмущённо смотря.

– Видишь, как сильно я скучал по тебе, моя королева, – мурлычит Орион и ёрзает подо мной, задевая какие-то неизведанные точки.

Меня почти подбрасывает. Ладони потеют, дыхание учащается, и непонятно: хочу ли я, чтобы он не прекращал, или мне не нравится и нужно отсесть? Как назло, вспоминаю массажиста. Он тоже куда-то там нажимал.

Орион опять тянется к губам и задевает особо чувствительное место. Я вскрикиваю от неожиданности и, оттолкнув, съезжаю с колен. Неловко перебираюсь на соседнее кресло и стараюсь не смотреть на мужчину. Просто нужно восстановить дыхание.

– Ты никогда не получала такого рода удовольствие? – тихо спрашивает жених.

– Какого рода? – щёки горят.

Орион медленно осматривает меня и останавливается взглядом на промежности. Дыхание от возмущения перехватывает. Сжимаю кулаки и отворачиваюсь.

– Неужели сама себя не изучала? – мягко мурлычит Орион и, пересев ближе ко мне, обнимает. Дёргаюсь, скидываю его конечности и отсаживаюсь. Но куда там! Альфардец просто так не сдаётся и зажимает к корпусу. – Тише, Ваше Величество, я вас не обижу.

– Это невежливо – обсуждать интимные вопросы, – бормочу.

– В обществе, а наедине – вполне подходящая тема. Тем более мы будущие муж и жена, – Орион зарывается в волосы и ласкает дыханием ушко: – Хочешь, помогу тебе снять это пульсирующее напряжение.

– Отсядь! – возмущённо отпихиваю его и сама пересаживаюсь. Даже Бластера перетаскиваю на себя, отчего кот недоумённо просыпается и сонно ворчит.

Откуда этот озабоченный развратитель вообще знает о том, что со мной творится? Хмуро смотрю на Ориона, а мужчина совершенно не выглядит расстроенным. Улыбается как-то ласково, не иронично.

– Мы будущие муж и жена, только на бумаге. Моя спальня – закрытая территория, – вношу ясность, чтобы не рассчитывал ни на что!

– Ты можешь приходить в мою спальню и оставаться там, – усмехается альфардец. – И, дорогая моя, мне не нужна жена лишь на бумаге. Я хочу тебя всю. И твоё тело, и твою душу.

– Обломишься, – фыркнув, отворачиваюсь к окну. Хотя внутри всё трепещет и будоражит от его слов.

– Ещё посмотрим, моя страстная королева, – прошептав, Орион подаётся ближе и целует в щёку. – Ты сама не знаешь, от чего отказываешься. На досуге потрогай себя. Можешь даже представить меня между твоих ножек.

– Остановись! – рявкаю, стукнув в перегородку между водителем и пассажиром.

Как только аэрокар, плавно снизившись, отключается. Распахиваю дверь и выбегаю из салона, напрочь позабыв об ицаре. За спиной слышу бархатный смех одного змеёныша и прячусь в машине вместе с Арткуром и Алькором.

– Что случилось? – удивляется Кор.

– Ничего, – бурчу и прижимаюсь к нему.

Остаток пути до дворца проходит в молчании. Точнее нет, мужчины обсуждают рабочие моменты. Кор рассказывает, как прошла командировка. А я просто пытаюсь прогнать развратную картинку перед глазами. Чёртов наглый Орион! Как теперь развидеть его лицо между моих ног!

Добравшись до дома, мы расходимся. Меня ловит мама и уводит обсудить предсвадебные вопросы. А мужчинам дает время подготовить отчёты. Честно говоря, я думала, мама опять будет раздавать советы и вспоминать Сириуса. Но женщина вообще не касается императора. Она даже не ругается за то, что я чуть не развязала войну, выстрелив в варвара. Хотя, возможно, маме никто не рассказал. Их-то не было во дворце. Правда, настаивает на моём присутствии на ужине в честь делегации из дружественной планеты. Мама считает, что если я не выйду к ним, то это будет очень трусливый поступок. А трусливой и жалкой я совсем не хочу выглядеть. Поэтому довольно быстро соглашаюсь с её доводами. Тем более за общим столом рядом со мной будут женихи и родители.

Прямо перед ужином ко мне опять врывается взбудораженный Алькор. Прямо-таки дежавю. Я за новеньким туалетным столиком в новеньких покоях. Заплетаю косу. И всклоченный Кор взирает на меня с широко распахнутыми глазами.

– Опять будешь обзываться? – бурчу, поглядывая на советника.

– Нет, пришёл узнать, как ты? – мужчина преодолевает расстояние и садится на корточки.

– Всё хорошо, – глажу Алькора по щеке, – только останься сегодня со мной. На всю ночь.

– Ладно, – кивает он и целует в губы, – я рядом с тобой, Ведана. Я люблю тебя, ты ведь помнишь.

– Помню и верю, – хихикаю и обнимаю за шею. Кор поднимается и стискивает до хруста рёбер. – Между нами ничего не изменится. Правда. Я