Десятого ноября, едва в школе прозвенел звонок, все ученики уже сидели в своих классах и ждали учителей. Даже самые шумные девочки, учившиеся с Леман, в тот день вели себя тихо. Из новостей они знали: отец нации Мустафа Кемаль был в глубокой коме. Когда дверь открылась, по лицу учительницы они поняли: случилось что-то ужасное. Учительница, едва сдерживая себя, вышла к доске и повернулась к ученицам. Не сумев раскрыть рот, она заплакала. Девочки сперва удивились, а затем присоединились к ней. Обняв друг друга, они рыдали навзрыд.

Школы были закрыты. Флаги приспущены. Люди не выходили на улицы – казалось, будто Анкара вымерла. Никто не разговаривал. Только жалобный плач раздавался из домов. Когда заплаканная Леман пришла домой, то увидела, что семья выглядит не лучше нее. Больше всего ее удивила реакция отца. Он держался за голову, причитая:

– Все пропало, все!

Ученицы сняли черную тесьму со своих воротничков, сделали из нее траурные банты на грудь. Место белых лент, которые обычно украшали головы девочек, заняли черные.

Катафалк Ататюрка, находившийся во дворце Долмабахче, мог посетить каждый житель Стамбула, 19 ноября под всеобщий плач тело было перенесено на мыс Сарайбурну, погружено на миноносец «Зафер», а затем – на линкор «Явуз», на котором его довезли до Измита. В Измите его погрузили на поезд до Анкары. Всю дорогу до столицы поезд встречали жители близлежащих селений. В руках у многих горели свечи. Утром 21 ноября покойного привезли к зданию Национального собрания Турции, и любой желающий мог попрощаться с Ататюрком. Школы, дома и конторы пустовали. Очередь тянулась от площади Улус и вокзала через парк Молодежи, и всюду лежали венки. На следующий день Ататюрка перевезли во временное пристанище – Этнографический музей. Пожилые люди с грустью вспоминали о былом. Да, сердца их разрывались от боли утраты, но в то же время они знали, что даже эти слезы не способны остановить несправедливость и кровопролитие, ожидавшие их родину. В тот день новый президент Республики Исмет Иненю в обращении к народу сказал следующее:

– О, основатель нашей Республики, самоотверженный и справедливый слуга народа, наш герой Ататюрк, Родина навеки благодарна тебе!

До своей смерти Ататюрк упрямо настаивал на том, что провинцию Хатай нужно включить в состав Турецкой Республики. К сожалению, после его смерти вопрос оставался нерешенным вплоть до 23 июня 1939 года, когда, по итогам соглашения с французами и проведения всенародного референдума, ил вошел в состав государства. Когда 22 июля над Хатаем поднялся турецкий флаг вместо французского, нация ликовала. А подписанный 12 августа с Британией и Францией дружественный акт только укрепил отношения между странами.

Однако мир вновь оказался на грани катастрофы. Первого сентября 1939 года войска Гитлера пересекли границу Польши. Спустя два дня Британия и Франция объявили Германии войну, а за оккупацией Польши последовала оккупация Чехословакии. Семнадцатого сентября советские солдаты вступили на территорию Польши.

Европа с невероятной скоростью вновь катилась в бездну. Турецкие граждане, с тревогой следившие за новостями, узнали, что 2 сентября министр иностранных дел отбыл в Москву. Однако его переговоры со Сталиным и Молотовым, продлившиеся вплоть до 17 сентября, ни к чему не привели.

В то время, пока весь мир с ужасом следил за тем, как фашисты маршируют по Европе, сметая все на своем пути, страшное землетрясение, произошедшее 26 декабря в Эрзинджане, повергло нацию в траур. Погибло тридцать шесть тысяч человек.

Четвертого января Министерство внутренних дел Турецкой Республики заявило о том, что страна не будет участвовать в войне. Все вздохнули с облегчением. Однако лишения, которые выпали на долю Европы, отразились и на Турции. Каждый изо всех сил держался за свою работу и сводил к минимуму любые траты.

Турция, чутко следившая за ходом войны, будучи избавленной от необходимости участвовать в ней, с трудом пыталась жить, как обычно.

Сеит, выезжая в Кайсери, обычно привозил оттуда не только ковры, но и провизию для начинавшей испытывать нужду Анкары. Большую часть привезенного он раздавал знакомым, соседям, вдовам и нуждающимся. Мюрвет всем сердцем верила в то, что щедрость мужа однажды будет вознаграждена.

Зима 1940 года стала поворотной точкой в жизни Леман. Старшая дочь Сеита выросла и превратилась в красивую, обаятельную и умную девушку. От отца она унаследовала его взгляды на жизнь, его философию, его чувство юмора, а от матери – ее жизнерадостность. С самого детства она умела со скромностью и выдержкой принимать и достаток, и лишения. Теперь, когда Леман пошла в старший класс средней школы, она начала ловить на себе взгляды юношей, более того, понимать, что за этими взглядами таится нечто большее, нежели простое желание дружбы.

Спустя какое-то время и соседи – горный инженер Асым и молодой чиновник Кадастрового управления Сабахаттин – стали заглядываться на Леман. Асыму не хватало храбрости решиться на смелый шаг. Сабахаттин же пользовался тем, что жил с сестрой. Мерзука-ханым способствовала дружбе их семей, и поэтому Леман и ее брат довольно часто встречались. Однако девушка не догадывалась о чувствах Сабахаттина, который был старше ее на девять лет.

В то же время Яхья, приехавший в Анкару в гости, заметил, как похорошела Леман, которую он долгое время не видел. И, не возвращаясь в Стамбул, он сделал Сеиту предложение. Яхья планировал выдать Леман замуж за своего брата Мустафу. Сеит постарался, не обижая родственника, перевести разговор в другое русло. Он понимал, что Леман еще слишком молода для замужества, и ей нужно учиться. Мюрвет же не понимала решения мужа. Что плохого в том, что Леман выйдет замуж за симпатичного небедного человека, да и к тому же родственника? Однако Сеит на все вопросы отвечал одинаково:

– Да, он хорош, но слишком много пьет. Из пьющего человека хорошего мужа не выйдет. Ты знаешь это лучше всего.

После такого ответа Мюрвет не знала, что и возразить.

Спустя некоторое время после возвращения Яхьи в Стамбул Мустафа женился на дочери владельца сети кондитерских «Петроград» Елене и переехал в Америку.

Из-за того что Сеит часто бывал в разъездах, страдала успеваемость Леман – теперь никто не помогал ей с математикой. И, когда Мерзука-ханым предложила помощь своего брата в решении задач по алгебре, ее с радостью приняли. Теперь Сабахаттин давал Леман частные уроки.

Когда уроки подходили к концу, молодые люди пили чай в какой-нибудь кондитерской или гуляли по парку Молодежи. Единство их душ, выражавшееся в глубоких взглядах, взаимных любезностях и легких соприкосновениях рук, обернулось для четырнадцатилетней Леман новым неведомым ей ранее чувством.

И вот Мерзука-ханым пришла сватать Леман. Все ахнули от удивления. Сеит выступал против того, чтобы его дочь, впереди у которой были еще долгие годы образования, жертвовала своим будущим ради замужества. К тому же в то время картину Леман отправили на международный конкурс в Берлине. Семья Гюрчынар вежливо попросила у свахи немного времени на то, чтобы обдумать предложение. Спустя месяц в Анкару из Стамбула приехал старший брат Сабахаттина Нимет. Они встретились с ним. Сеит все еще не соглашался. Однако Мюрвет рассказала мужу о том, что молодые давно переписываются и, возможно, даже видятся. Тогда Сеит решил, что, должно быть, его дочь действительно любит Сабахаттина.