— Тетке не скажи…

— А если и скажу, то что? Чего она ответить? Крыницы пересыхать начали. Родник и тот мелеет, а женихов все нет. Разве что эти…

Все-то, говорившие, одновременно фыркнули. Явно «эти», кем бы они ни были, в качестве женихов их не устраивали. Бер мужественно боролся с зудом в носу, стараясь при том дышать спокойно.

— Лель…

— Что? Ты-то молоденькая, а меня так зовет, что едва держусь. Последнее лето, чую.

Бер все-таки не выдержал и чихнул, да так, что сам подскочил. И Иван рядом, и его императорское, которое до того дрыхло сном беспробудным. И все-то, кто наверх забрался.

Девицы.

Такие вот…

Такие, что… Бер вытер нос ладонью и буркнул:

— Доброго утра…

— Доброго, — отозвалась та из девиц, что сидела поближе. И голову склонила, а светлый, что солома, волос её вдруг стек с плеча волной. — Извините, что разбудили…

Но в голосе — ни толики сожаления. Взгляд очей лукав, и улыбается она так, ехидненько.

— Ничего… — Император вытащил из волос длинную сухую травинку и огляделся. Судя по несколько растерянному выражению лица его, он явно плохо представлял, где находится. — А…

— Я Леля… — промурлыкала девица и от голоса её шерсть на загривке дыбом встала. Было в этом голосе что-то такое вот, одновременно пугающее и манящее. — Я… молочка принесла. С утренней дойки.

И Беру кувшин протягивает.

И в глаза смотрит.

А у самой — черные, что болотные колодцы. Руки сами к кувшину тянутся. И кажется, что сил нет взгляд отвести… и что именно её, черноглазую, он всю жизнь и ждал…

Бер моргнул и наваждение сгинуло.

— Говорю ж, — пробормотала другая девица, — кровь еще сильна. Ничего не выйдет.

— Какая? — хрипловато уточнил Бер, но кувшин взял.

— Нелюдская… — Леля наклонилась, подвинулась ближе и сделала вдох. — Ну да… подземная, подгорная… жаль.

— Почему?

— Так бы я тебя очаровала…

— Привороты запрещены, — император отобрал кувшин и в него поглядел.

— Привороты? — девицы переглянулись, причем разом, и рассмеялись. — Привороты… скажете тоже… привороты — это глупость глупая.

— Очарование…

— Очарование — это не приворот, — наставительно произнесла та, которая сидела рядом с Лелей. А Бер вдруг понял, что все девушки похожи друг на друга… как капли воды? Точно капли. Так-то, смотришь, вроде и разные, а посади рядом…

Светлые волосы.

Темные глаза.

Черты лица, может, и не идеальные, ныне в моде лица более худые и носатые, и чтобы брови полукругом. Но эти вот светлые, не полукругом, брови, их нисколько не портили.

— А в чем разница?

— В воле, — пояснила девица слева. — Очарование — оно душу пробуджает и побуждает, но волю не забирает. Да и неможно очаровать того, кто любить не готов… когда вот готов, тогда и очаруется. И будем жить в любви и согласии до самой смерти.

Звучало, мягко говоря, странновато и даже бредово. Но Бер почему-то поверил.

— Молоко пейте, — сказала Леля, поднимаясь. — А нам пора. Коровок выпроводить надо.

— Я с вами! — Иван выполз из кипы сена. — Поглядеть хочу… если можно.

— Отчего ж нельзя, — Леля пожала плечами и быстренько, одним движением руки, волосы собрала, крутанула, они и упали на спину косой.

Толстенною.

— Эй, я тоже! — Император молоко пригубил прямо из кувшина. Фыркнул и зажмурился блаженно. — Только сейчас допью…

— Мне оставь! — возмутился Бер, потому как выходило, что молоко ему несли, а теперь ему-то и не достанется. По самому что ни на есть настоящему самодержавному произволу.

— Оставлю…

— Там еще есть, — хихикнула самая молоденькая, почти ребенок. До того она сидела у стены тихо, только смотрела.

— Есть, — подтвердила Леля. — Только уж извини, носить не стану…

— Почему?

— А зачем? Ты ж вон, не очаровался. Чего зря силы тратить.

И спустилась.

И остальные потянулись за ней. Только самая младшенькая задержалась.

— Не сердитесь на Лелю, — сказала она. — Она хорошая, просто… жених ей нужен.

— Нужен — отыщем, — Император протянул кувшин Беру. Молока в нем еще оставалось, но не так, чтобы и много. — Какой нужен?

— Какой-нибудь… только чтобы человек. Совсем человек. Понимаете?

— Нет, — Бер молоко попробовал. Теплое. И снова сладкое. И терпкое. И почему-то со вкусом лета, хотя так не бывает, конечно.

— А если не совсем? — уточнил Иван. — Если вот… как я? Или как он?

Ванька указал на Бера.

— Тогда не получится.

— Что не получится?

— Ничего не получится, — девушка забросила косу за спину, натянула на лоб косынку и поглядела этак, снисходительно. — Это у людей и нелюдей дети могут быть. А когда два нелюдя…

— Погоди… так вы… — Император спохватился.

Но ответом был лишь смех.

— Пошли, что ли, — Иван потянулся и пояснил. — На коров и вправду поглядеть надо…

— Эй…

Молоко закончилось как-то быстро. Бер ощутил запоздалый укол совести, потому как получалось, что Ивану он ни капли не оставил. Да только тот, кажется, не обиделся.

Ну… Бер извинится.

Потом.

А коровы стоили того, чтобы на них поглядеть.

— Красивые какие… — задумчиво произнесли Его императорское Величество. — Правда, не думал, что бывают длинношерстные коровы. И настолько огромные. Это не коровы, а натуральные танки…

— Не обижай, — произнес Бер и добавил зачем-то: — В каждой корове спит женщина…

Если Император и имел что возразить, то не стал.

А Иван… Иван вдруг вспомнил, какими огромными они казались ему в детстве. Этакие живые горы с рогами цвета лунного камня. Лиловые глаза под золотом ресниц.

— Вань… — раздалось жалобное. — Вань, они…

Коровы шли по улице, неспешно, сохраняя чувство собственного достоинства. Вот только стоило появиться Ивану, и шествие это замедлилось. Вот обернулась одна корова.

Другая.

Приостановилась.

А за нею и третья, четвертая. Все-то стадо замерло.

— Вань… они на тебя смотрят.

Иван вдруг осознал, что и вправду смотрят.

Все.

— Это… нормально? — робко поинтересовался Бер.

— Н-не знаю…

Те коровы, которых Иван помнил, на него особо внимания не обращали, всецело занятые собственными коровьими делами. Да и он сам держался в стороне.

— Эй, эй! — Леля, а может кто-то из её сестриц,