Однажды утром в начале октября кто-то вошел и сказал: «Ох, Хеннинга убили, хотите посмотреть?» И я, словно идиот, посмотрел ужасающие кадры его казни. Думаю, это окончательно меня надломило. Этот ужас случился с очередным британцем, таким же волонтером, как и я, причем совсем неподалеку. Сотни людей в Алеппо знали, кто я такой и что я там. У каждого был мобильный телефон – всего один звонок, и мне конец.

У Абу Васима были родственники в деревне близ Ракки, и он часто наведывался к ним на автобусе. Он следил за тем, чтобы на его телефоне не было ничего лишнего – видел, как на многочисленных блокпостах ИГИЛ[127] людей вытаскивают из автобуса джихадисты, находя в их телефонах что-то оскорбительное для них. Он знал людей, строго соблюдавших требования религии, но их все равно похищали подобным образом, и после их никто больше не видел. Это могло случиться с каждым.

Будучи уроженцем Запада, я стал бы бесценным трофеем, и мой статус врача никак меня не защитил бы.

Я почувствовал себя очень одиноким и старался держаться максимально незаметно, даже в больницах – вел себя спокойно, приветливо и не говорил лишнего. Когда казалось, что кто-то странно со мной говорит или смотрит, у меня сразу начиналась паранойя. С каждым днем я становился все более нервным.

Ситуация с раненными взрывами бочковых бомб была настолько удручающей, что нужно было цепляться хоть за что-нибудь, чтобы сохранять позитивный настрой. Мне понемногу удавалось продолжать обучать врачей сосудистой хирургии – Абу Хозайфа и Абу Васима, единственного пластического хирурга в Алеппо. Многие из пациентов нуждались в довольно простых реконструктивных операциях, но они меняли жизни людей. К нам доставили маленького мальчика с раной ноги, полученной от взрыва бочковой бомбы. Одного, без родных.

Осмотр показал обширную травму левой голени и ступни. Осколок содрал всю кожу ниже колена и уничтожил все три кровеносных сосуда, снабжающих это место кровью. Гораздо проще было бы ампутировать, но в таком случае он был обречен на жалкое существование, поэтому Аммар, Абу Хозайфа, Абу Васим и я решили сделать все возможное, чтобы спасти ему ногу.

А задача была не из легких. У четырехлетнего ребенка очень тонкие сосуды, и даже в самой современной больнице шансы на успех были, вероятно, чрезвычайно малы. Я попросил анестезиолога Мухаммеда Вехиби ввести пациента в наркоз. Вехеби было всего девятнадцать, и я знал его еще с прошлогодней поездки. Он потрясающе знал свое дело: мог поставить внутривенный катетер людям со спавшимися венами и, казалось, был способен безопасно ввести в наркоз любого. Когда мальчик уснул, я взял длинную подкожную вену из его правой ноги, чтобы использовать в качестве шунта. Я рассек артерию чуть ниже колена и аккуратно соединил с ней вену, используя самые тонкие нити, которые только удалось раздобыть. Затем соединил пересаженную вену с крошечной артерией у стопы. Когда я убрал зажимы, нога начала розоветь. Эта часть операции прошла успешно, и, слегка перевязав ногу, мы вернули мальчика в палату. Вместе с тем я переживал, что вся затея обернется неудачей, настолько сильно была повреждена нога.

На следующий день мы вернули его в операционную и снова ввели в наркоз. К моей радости, шунт работал как часы – хоть мы и удалили немалую часть кожи, нога была теперь теплой. Следующей задачей было закрыть кожей как можно большую часть голени и стопы. Сделать это можно было лишь с помощью перекрестного лоскута. Суть этой процедуры в том, что с голени берется кожа вместе с покрывающей мышцы фасцией и они переносятся на большой кусок кожи, который затем можно пришить к поврежденной ноге.

Я научил Абу Васима этой процедуре, мы вместе подготовили кожный лоскут и пришили его поверх пересаженной вены на другой ноге. Было важно держать ноги мальчика вместе, чтобы кровеносные сосуды поврежденной ноги разрослись в пересаженном лоскуте, обеспечив его кровоснабжение. Для этого мы установили на ноги мальчика внешние ортопедические фиксаторы, а в палате соорудили ему своеобразный подъемник, позволявший кормить его и подтирать попу. В таком положении ему предстояло провести три недели. Пока что все складывалось хорошо.

К этому моменту на Кастелло-Роуд шли бои, и Аммар сказал мне, что, насколько он слышал, теперь дорога была закрыта для всех машин, едущих в Алеппо или покидающих город. Я понимал, что, если это действительно так, мы застряли, отчего чувствовал себя запуганным и загнанным в угол. Казалось, я уже не знал, кто или что меня окружает, и был уверен только в том, что могу доверять лишь Аммару и еще нескольким сирийским коллегам, с которыми был близок.

Через несколько часов после того, как узнал эту новость, я оказался в больнице М2, где прооперировал больного ребенка. Я ждал Аммара, он оставил меня на несколько минут – это был один из немногих случаев, когда он так делал. Ко мне подошел хирург, которого я уже встречал раньше, но толком не знал. Он сказал, что мои хирургические навыки, как ему кажется, больше пригодились бы ИГИЛ[128] в Ракке. Он предложил мне отправиться туда, чтобы работать на них.

– Эм-м, нет, спасибо, мне и здесь хорошо.

– Если захочешь поехать, я все устрою, – настаивал он, помахивая своим мобильным.

Мне следовало промолчать или улыбнуться и сказать, что подумаю над его предложением, но тревога и возмущение вскипели во мне, и я начал объяснять, насколько мне противна сама эта мысль. В самый разгар спора вернулся Аммар.

– Будь осторожен, Дэвид, – прошептал он мне на ухо. – Будь очень осторожен.

По мере того как миссия подходила к концу, боль в груди становилась все сильнее, и с каждым стуком в мою дверь в три часа ночи у меня происходил мощный выброс адреналина, поскольку я не знал, стучал ли кто-то, чтобы вызвать к пациенту или же чтобы забрать меня. Последним, кто постучал, был Абу Мухаммадейн – он пришел, чтобы сообщить нам с Аммаром, что настал удачный момент, чтобы выбраться, но очень ненадолго. Конкретной даты отъезда назначено не было, но все понимали, что, если дорога Кастелло-Роуд открыта, пора уезжать.

Мы выехали в пятницу прямо на восходе, в полшестого утра. Абу Васим сказал, что будет нас сопровождать. Мы получили известие из Баб эль-Хавы, что у них много пациентов, нуждающихся в реконструктивных операциях, и Абу Васим решил помочь. Абу Хозайфа тоже решил ехать с нами. Я хотел взять с нами нашего маленького пациента, чтобы ухаживать за его ранами. Мы ехали на двух машинах. В одной сзади сидели мы с Аммаром, в то время как человек, привезший нас сюда, в бронекомплекте, каске и с оружием, был на пассажирском сиденье, а за рулем – Абу Мухаммадейн. Абу Хозайфа, Абу Васим и мальчик ехали во второй машине. Может показаться странным, что мы решили подвергнуть его столь опасной поездке, но он нуждался в уходе за ранами, и без Абу Васима шансы на успех процедуры были невелики. Мы уже зашли так далеко, что было бы глупо оставлять его без профессиональной помощи.