Только я не могу оторвать глаз от дочерей. Одна, самая юная, смотрит прямо на меня. Я следующая, словно говорит она. Я готова к зачатию. Можешь взять меня. Видишь, мой живот уже немного округлился – это из-за начавшихся месячных. Я могу родить тебе наследников. Интересуешься?

Либо она говорит: Спаси меня.

На обратном пути я наконец-то нахожу ее. В книжной лавке около Санта-Мария-дель-Фьоре я понимаю, что все эти недели я искала именно это. На нижней полке англоязычной литературы стоит книжка «Invisible women: Forgotten Artists of Florence». Автор Джейн Форчун высмотрела все выставленные во Флоренции работы женщин-художников и обозначила их расположение на схеме. Это похоже на тайную карту острова сокровищ.

Три из них заставляют мое сердце биться быстрее: Софонисба Ангвиссола, аристократка из Кремоны, Лавиния Фонтана, дочь художника из Болоньи, и Артемизия Джентилески, дочь тосканского художника Орацио Джентилески.

Им выпал вариант номер четыре.

Их работы скрыты где-то в этом городе.

Осталось всего несколько дней.

В день Флорентийского марафона в Уффици тихо. В возбуждении я шагаю по пустынным залам, быстро обхожу уже знакомых. Выясняется, что концы волос Баттисты выглядят как пакля (извини меня, Баттиста!), но, возможно, не стоит судить так строго. На секунду останавливаюсь рассмотреть драгоценности Беатриче: прорисовка настолько детальная, что они вот-вот выпадут из полотна! И прическа, наверняка по последней тогдашней моде, занимает здесь не последнее место. Как же я раньше не замечала этих черных кругов под глазами? И опять: насколько сильно репродукции отличаются от настоящих картин! (Право, путешествовать стоит, чтобы увидеть полотна вживую.) Приветствую Мерил Стрип, то есть Марию Бончиани, супругу флорентийского банкира. Ее голова немного крупная и чересчур вытянута на фламандский манер – «Мерил» чем-то напоминает инопланетянина, но на удивление очаровательна! Бросаю грустный взгляд в сторону прекрасной Лукреции Бути, загримированной под мадонну подружки Филиппо Липпи. Ее выкрали из монастыря. Прохожу мимо Элеоноры Толедской – она сидит в массивном платье, рядом с ней мальчик, потенциальный правитель из рода Медичи. Она, судя по всему, справилась с родами. Немного на бегу шепчу ciao bella стоящей на ракушках обнаженной Симонетте – кто знает, может самой известной женщине Флоренции. Когда Симонетта Веспуччи умерла от туберкулеза в возрасте 22 лет, ее гроб носили по городу, чтобы все могли напоследок насладиться ее красотой. И даже сегодня ее лик отправляется вместе с сотнями туристов во все уголки мира на почтовых открытках, марках, магнитиках на холодильник и на обложках каталогов по живописи.

Однако найти Софонисбу и Лавинию не получается. Залы 33 и 34, где, согласно моей карте, должны находиться их работы, заперты. В комнату миниатюр можно заглянуть только через замочную скважину, так что увидеть спрятанные там работы художниц невозможно. Неудивительно, что раньше я их не встречала!

Неожиданно я стою в зале Караваджо перед источающей дух мрачного насилия «Юдифью и Олоферном». На полотне – одетая в желтое шелковое платье женщина, ее рукава завернуты. Она только что перерезала горло мужчине, кровь брызжет на белые простыни, а другая, служанка, держит крепкими руками бьющееся тело умирающего. Мощь женщин накрывает с головой, выражение лиц спокойное и решительное, но мужчина бьется из последних сил: борьба еще не завершена, я почти слышу его хрип…

Смотрю на подпись к картине: Артемизия Джентилески.

Она творила здесь, во Флоренции, четыреста лет назад.

Ух, какая ночная женщина!

Вернувшись домой, начинаю судорожно соображать, что нужно еще раз попытаться пройти в Уффици в таинственный коридор Вазари. Согласно таинственной карте, там-то, черт подери, и можно обнаружить моих ночных женщин, которые представлены автопортретами. Те самые несколько итальянских женщин-художников Ренессанса, редкие, как рога единорога.

Коридор Вазари носит имя своего создателя, которому Козимо I Медичи поручил возвести почти километровый таинственный переход над мостом через реку Арно, чтобы иметь возможность переходить из дворца Питти в Уффици. Сегодня там хранится часть коллекции Уффици, представленная автопортретами художников. В коллекции работы начиная с XVI века и до наших дней, от общего количества 1600 картин 93 % – это, разумеется, мужчины, но среди них есть и несколько десятков женщин. (Можно предположить, что в музейных хранилищах лежат груды, к примеру, Патти Смит.) Я планирую во что бы то ни стало найти там Софонисбу и Лавинию.

Мне удается попасть на эксклюзивную и ужасно дорогую экскурсию по Коридору Вазари. Эти девяносто минут в сопровождении гида – единственный способ встретиться с ночными женщинами с глазу на глаз. В посещение входит знакомство с шедеврами Уффици: мне приходится еще раз пройтись мимо Липпи, Боттичелли, Леонардо, Тициана и – боже, опять – того единственного тондо Микеланджело! Затем охранник открывает нам неприметную дверку в стене, и мы попадаем в заветный коридор. Проход ведет вверх и вниз по лестницам, перед нами раскрываются прямые переходы в два этажа, где стены завешаны портретами. Из круглых зарешеченных окошек открывается вид на реку и Понте-Веккьо с неизменными торговцами селфи-палками и ювелирными украшениями. Ведомые гидом, мы продвигаемся по коридору. Он останавливается, что-то рассказывает, я слушаю вполуха и одновременно пытаюсь сообразить, где же спрятались эти чертовы женщины. Коллекция автопортретов выстроена в хронологическом порядке, говорит гид, но среди картин XVI века нет ни одной женщины. Нигде. Группа идет вперед, отставать нельзя – отдельный запрет, охранник предупреждающе смотрит на меня, снующую от стены к стене в узком проходе. Пот течет ручьем, но, видимо, ничего не поделать: на этих стенах нет ни одной женщины-художницы!

А потом я вдруг обнаруживаю Софонисбу совершенно в неожиданном месте, среди мужчин в париках XVIII века. Гид и наше стадо проходят мимо без комментариев (чего интересного, всего-то первая женщина за последние сто метров!). Но вот она, смотрит спокойно большими умными глазами прямо на меня.

Среди искусственности напудренных мужиков изображение Софонисбы выглядит поразительно свежо и естественно. Ей всего 20 лет, она написала автопортрет в честь своего дня рождения в 1550 году в Кремоне. Никаких тебе выбеленных мочой волос, ни драгоценных камней, ни шелкового наряда с кружевами и оторочкой. Вместо этого черное платье, русые волосы стянуты назад, открытое невинное лицо, в одной руке лист бумаги, в другой мольберт и кисть. Я пишу картины, словно говорит она мне. Ты можешь делать все, что тебе нравится, но я пишу картины. Смотрю ей в глаза, пока охранник не предлагает двигаться дальше.

Я нашла их: женщин, делавших то, что им хотелось.