Двери распахиваются, и я вхожу, ступая по синей дорожке… и чувствую вспышку изначальной магии.

Такая наглость — телепортироваться прямо в тронный зал. Притом недалеко от самого трона… на свое место.

При виде Рыжа меня сначала затопила волна искристой радости, а потом тяжестью рухнуло осознание:

«Уходи! Уходи, душа моя! Суть моя, сердце мое. Тебе нельзя тут находиться».

Он… немного растрепанный, видимо, торопился, и такой невыносимо родной, что у меня глаза становятся влажными и я кусаю губы, чтобы не допустить слез.

«Аля… поздно. Он на виду. Мы ничего не можем сделать, разве что потом, после… подменить тело».

Я не ответила, не дрогнула, не обернулась, хотя там, за спиной, находился отец моего ребенка, тот, кого я любила.

А впереди — тот, кого я не хотела терять. Тот, при виде которого сердце всегда сладко ныло, с кем было тепло и спокойно. И наш мир рухнул. Я уже на осколках, а Рыж еще об этом не знает.

Придворные, застывшие в поклоне, Надин с улыбкой на лице, великолепный зал, искрящийся, переливающийся и безмерно прекрасный.

И он… и шаги.

Мои шаги.

Я ждала, я каждый миг ждала удара, того, что кто-то выступит, вмешается, сорвет задуманное.

Но… тишина.

Тишина, пока я поднимаюсь на тронное возвышение, тишина, пока говорит первосвященник. Я даже не понимаю о чем…

Меня трясет.

И меня коронуют.

Все как в тумане.

Тяжесть императорского венца на голове, скипетр и держава в руках, и я опускаюсь на трон.

И вот тогда… замерший маховик начинает раскачиваться!

Подходят Синие и Белые. Ингрид Вьюжная так и светится самодовольством, и я понимаю… и вспоминаю. Адис Вермен был ее фаворитом. И он уже мертв. А что если женщина его любила? Она мстит! Той же монетой.

Любимый за любимого.

— Ваше величество, — склоняются они, — можно ли говорить?

— Говорите, — падает мое слово. Хотя все, чего мне хочется, — это заткнуть их навечно.

— Мы просили бы позвать Палача Стихий, — надменно продолжает блондинка. — По обычаю вы не можете отказать нам в этом. Не так ли, лорды?

— Палач, — зову, одновременно дергая связывающую нас нить.

Пространство расступается, и выходит он. Кланяется мне, кивает придворным.

— Высший судья, справедливейший, — почти мурлычет Вьюжная. — Знающий все.

— Вам есть что сказать, кроме общеизвестных истин? — вскидываю бровь и, не выдерживая напряжения, прячу руку в складках платья, чтобы с силой смять ткань.

— Тогда я обвиняю Евграна Пламенеющего в государственной измене! — выкрикивает Ингрид и выходит на постамент, передав Люциану папку с документами. — Вот доказательства.

— Принято, — глухо откликается Туманный. — Уберите бумаги, они мне не нужны. Я подтверждаю вину Пламенеющего.

«Люциан! — рычу я по связи. — Ты что творишь?!»

«Я не могу лгать в этом облике», — отзывается Палач.

Все… мир осколками. Я почти слышу, как хрусталь разбивается о камень.

Вокруг шум, крик, волнение… а я сижу.

— Императрица, ваши действия? — едко спрашивает один из Белых.

Я поднимаю на него глаза, желая лишь одного: убить взглядом.

Но… что мне делать?!

«Заточи его, — торопливо подсказывает Лир. — Аля, отправь его в темницу. Мы его вытащим, мы обязательно что-то придумаем!»

Но пути сразу перекрывают.

— Нельзя держать его в тюрьме. Такое преступление заслуживает казни!

Казни! Вижу полные ненависти глаза Надин вир Толлиман.

Казни! Торжествуют Ингрид и ее свита.

Казни! Ликует жадная до зрелищ толпа.

Нет, нет, нет!!!

Я порывисто поворачиваюсь, вижу такие теплые, родные зеленые глаза, которые даже сейчас мне улыбаются.

Нет!!!

Вспышка сияния межмирового портала скрывает Пламенеющего, и я вскакиваю с кресла, сбегая по ступеням, и останавливаюсь совсем рядом.

«Зайди, — шепчет Иссо. — Попрощайтесь, а я прикрою. И выпущу тебя обратно. Только тебя. Но он останется жив».

Шаг вперед, и стена силы сразу становится непроницаема, а меня обнимают знакомые руки.

— Маленькая моя…

И тут я плачу. Впервые за прошедшие сутки я рыдаю, судорожно комкая ткань его камзола.

— Почему, почему, ну почему?!

— Судьба? — тихо спрашивает Рыж, гладя меня по волосам.

— К демонам такую судьбу! — поднимаю к нему лицо, встаю на цыпочки, и он целует меня в губы.

Последним поцелуем, как шепчет сердце.

— Люблю тебя. — Обхватываю его лицо ладонями, а он улыбается и сцеловывает мои слезы.

— Знаю, Альчонок. И я тебя люблю. Все будет хорошо… мы связаны, и мы встретимся. Я дождусь тебя.

Невыносимо долго смотрю на него, и он снова целует, прижимает так, что даже больно.

— Он защитит вас, — вдруг говорит он и невесомо касается моего живота.

И на меня потоком ледяная вода.

— Ты знаешь?!

— Я чувствую… даже то, чего тебя лишили. И когда лишили.

Непонимающе смотрю на Рыжа, но тут нас прерывает мелодичный женский голос:

— Время истекает.

— Спасибо, Огни! — Евгран смотрит куда-то вверх. — Даже за это спасибо. Аль… позаботься о моей матери, ладно?

Потом он отступает, снова дарит мне улыбку и… растворяется в воздухе.

А я с тихим стоном опускаюсь на колени, невидяще глядя перед собой. А вокруг все так же бушуют Грезы…

Приближение Иссо я скорее чувствую, чем слышу. Он опускается рядом и со вздохом прижимает меня к своей груди.

— За что ты так? — тихо спросила я. — Это ведь твоих рук дело. С самого начала…

— Потому что это было предрешено, — отозвался Мираж, касаясь поцелуем моего виска. — Как и то, что у тебя будет ребенок от первого мужчины. А вот представь, что на узы половинок наложатся еще и те… Ты бы миры перевернула, чтобы его найти, принцесса. И Империю загубила. Это минимум.

— Как же я тебя ненавижу, — простонала, судорожно всхлипывая. — Как сильно!

— Что ж, — горько кивнул Иссо, — не могу запретить, могу понять. Главное… ребенка люби. Вашего с Лирвейном. Мне очень не нравится, какие чувства раздирают тебя сейчас на части.

— Это же мой малыш… Как я могу не любить его?!

Отстраняюсь от мужского плеча и решительно поднимаюсь, вытирая мокрые щеки.