– Так ему обещали и обещание не выполнили?

– Почему же? Выполнили, даже выпустили, чтобы я за углом поймал снова.

– О господи, Паоло! – Вдруг Лоренцо вспомнил: – Я отправляюсь в Неаполь к королю Ферранте на переговоры. Ты со мной?

– Раньше вы не спрашивали, милорд.

Лоренцо повертел в руках листы с признаниями Бандини, испещренные арабской вязью, усмехнулся:

– Ничуть не лучше тайнописи Чикко Симонетты. – И вдруг замер, словно охотничий пес, почуявший добычу. Паоло с любопытством наблюдал за хозяином, понятно, что тот что-то придумал. Так и есть. – Я упустил из вида одну прекрасную возможность. Если письмом можно спасти от тюрьмы Леонардо или отправить домой Монтефельтро, то разве нельзя перессорить?

– Кого, милорд? – не вполне понял его мысль помощник.

– Если твои враги едины, и ты не можешь их победить, то перессорь их между собой! Это же так просто.

– Кого с кем вы собираетесь ссорить?

– Надо подумать. И уже завтра посадить Джованни за работу. А ты уверен, что написанное здесь не во вред нам? – Лоренцо показал листы, привезенные Паоло из Константинополя.

Маленький Джулиано сладко посапывал во сне. Лоренцо так боялся спугнуть это видение, что не позволил ни отвести мальчику отдельную комнату, ни даже донне Лукреции забрать ребенка к себе.

– Нет, он будет спать в моей комнате.

Клариче не возражала, родив шестого ребенка, она вообще предпочитала оставаться с детьми за городом. Дети требовали много сил и заботы. Конечно, вокруг были слуги и воспитатели, но материнский глаз очень важен. Матери помогала старшая девятилетняя Лукреция, названная в честь бабушки. Лукреция-младшая обожала возиться с толстячком Джованни, которому шел четвертый год. Это о нем Марсилио Фичино сказал, что растет будущий папа римский. Хорошенькая, словно игрушка Маддалена всегда себе на уме, не знаешь, что последует – слезы или смех. Самая живая и беспокойная полуторагодовалая Луиза, эта удалась в свою тетю Наннину. Тоже небось будет скакать верхом, охотиться и разбрасываться поклонниками. Для флорентийских женщин такое поведение непривычно и даже предосудительно. Флорентийки больше похоже на Клариче, вернее, она на них.

О младшей, годовалой Контессине, как и крошке Джулиано, говорить рано.

Восьмым своим ребенком Лоренцо называл маленького племянника. Так у них с Клариче оказались два Джулиано – годовалый сын погибшего брата и собственный сын, названный в его же честь.

Клариче мать заботливая, даже ее робость и способность соглашаться со всем отступали на задний план, если следовало защитить кого-то из детей. Когда Пьеро исполнилось три года, Лоренцо приставил к нему воспитателя – Анджело Полициано. Но когда Клариче вдруг поняла, по каким книгам Полициано учит ребенка, она пришла в ужас! И это оказался тот редкий случай, когда Клариче словно тигрица защищала свое потомство. Она добилась своего, Полициано получил отставку от дома и разобиженный уехал. Правда, уже через год Лоренцо вернул его сначала во Флоренцию в университет, а потом и домой к детям.

Клариче проиграла, но если вспомнить судьбу Пьеро и то, каким воспитал его Полициано, то приходится признать, что худшего «подарка» своему благодетелю Великолепному Полициано сделать не мог – его подопечный вырос не просто оболтусом, но и дрянным человеком, недаром его прозвали Пьеро Глупым или Пьеро Невезучим и изгнали из Флоренции. Но это случилось много позже…

Донна Лукреция видела, что сын страдает от чувства вины из-за гибели брата. Пора его успокоить. Лоренцо давно принял на себя этот груз ответственности за все – всю семью Медичи, за саму Флоренцию, за Тоскану, кажется, за всю Италию.

Ему всего лишь тридцать, но кто об этом помнит? Не будь прозвища Великолепный, уже звали бы как деда Отцом Отечества.

А тут еще страшная гибель Джулиано…

– Лоренцо, мне нужно поговорить с тобой.

Донна Лукреция болела и с каждым днем становилась все слабей. И без того никогда не отличавшаяся крепким здоровьем, после гибели младшего сына она сильно сдала. Ее бледность и слабость тревожили Лоренцо, но что он мог поделать?

– Да, мама, я слушаю, – с готовностью откликнулся сын.

Они сидели у огня и молчали. Лоренцо заботливо поправил большую накидку, которую служанка принесла, чтобы Лукреция не замерзла.

– Перестань казнить себя.

Голос матери тих, она никогда не говорила громко, а теперь словно вовсе не осталось сил.

Лоренцо едва заметно помотал головой:

– Я виноват.

– В чем?

– Я должен был запереть его, приковать цепью.

– Джулиано взрослый человек. Он сам понимал степень опасности. Ни я, ни кто-то другой не винит тебя.

– Я сам виню себя. Это за мной охотились, я виноват в противостоянии, в том, что не сумел лавировать, как мои дед и отец, что моя семья в опасности, что в опасности вся Флоренция. Нужно было либо принять открытый бой и не пустить их в город, нанеся упреждающий удар, либо хитрить и договариваться, избегая столкновения. Я принял ответственность за семью и Флоренцию и не справился. Погиб Джулиано, Флоренция залита кровью, а теперь на грани гибели. Но перед братом я виноват в другом.

Он довольно долго молчал, словно собираясь с мыслями, хотя думал об этом много раз. Мать не торопила.

– Мама, Джулиано погубила наша с Пацци вражда. Он боялся сказать мне и тебе об Оретте потому, что она Пацци. Как бы ты поступила, если бы сказал?

Теперь задумалась Лукреция. Ответила честно:

– Приняла бы не сразу. Возможно, даже не приняла, не будь ребенка.

– Вот и я тоже. Не будь маленького Джулиано, просто запретил бы брату встречаться с Ореттой, а то и вовсе выдал ее Пацци.

– Почему Якопо не заботился о дочери? Ведь у него же жила другая незаконная?

– Думаю, просто не знал о ее существовании. Согрешил в деревне и забыл, а мать Оретты постаралась спрятать девочку от отца. Сангалло сказал, что когда Франческо узнал о существовании сестры, то страшно испугался.

– Почему?

– Не хотел делить будущее наследство дяди с его незаконной дочерью. У Якопо Пацци и без того много наследников. Франческо решил выдать девушку замуж за старого садовника-горбуна и навещать ее сам. А Оретта сбежала к тетке. Ее укрывали в монастыре у Горини. Тетка была за Антонио Горини замужем.

– Потому ты назвал это имя?

– Да. Оретту случайно увидел Сандро и обезумел. А потом увидел и Джулиано. Брат весь год ходил сам не свой, а у меня не нашлось времени с ним поговорить.

– У меня тоже. Я думала, что он просто до сих пор переживает из-за смерти Симонетты.

– Да, мама. А он боялся сказать нам, что влюблен в Пацци и что Оретта ждет от него ребенка. Наша с Пацци вражда не только погубила жизнь Джулиано и еще сотни жизней, не только разрушила семью Бьянки, но ввергла Флоренцию в страшное противостояние.