Потом начальство. Целая куча. Даже когда одного-то городского видишь, и то спрятаться хочется, а так вообще жуть! И вот собрались они все в гостиной, водрузили на стол агрегат непонятного назначения и давай на него медитировать. Оно, конечно, неплохо, когда городские начинают ворожить, пусть даже в одиночку или вдвоем. Дому такое только на пользу.

Но уж больно это жутко выглядит.

Шкафообразный амбал, как вышел из дома, так и присел на пол на веранде, прислонившись к стене. И сидел, не трогаясь с места. Держал в руках дымящуюся кружку, которую ему мимоходом сунула Аои. Кружка постепенно остыла – он из нее не сделал ни одного глотка. Его лицо казалось Айрин совершенно черным, каким-то пустым, ввалившимся. Наверное, это потому, что Маруся из него сходу пресс энергии выкачала. Экстренная блокада артериального кровотечения – это тебе не пончик состряпать. Энергия нужна.

Потом все городские высыпали на веранду, болтая непонятно (Айрин спряталась за столбик перил). Тогда громила встал, неловко так, аккуратно поставил кружку на пол и подошел сбоку к их толпе. И спрашивает совсем спокойно:

– Простите, а как... там дела?

Эти все примолкли, а один городской, незнакомый, с кудрявой каштановой бородой и кошмарным шрамом поперек конопатой морды (видимо, бывший охотник), вздохнул и сочувственно сказал:

– Дела там не очень хорошо. Вы с Машей его вытащили с того света, но…

– Разрыв аорты, – глухо сказал черный. – Тридцать восьмой калибр. После такого... не бывает ничего.

– В Лабиринте, – бородатый городской сочувственно пожал ему локоть. – Ты говоришь о том, как бывает в Лабиринте.

– Простите, – сказал громила и шибко потер лицо ладонями. – Я ничего не могу понять. Он будет жить?

– Ну, что тебе сказать? Состояние стабильное, тяжелое, – грустно ответил бородач. – Он до сих пор жив – это пока самая хорошая новость…

Городские и целители один за другим уже сходили с крыльца.

– Я, – черный опустил голову, – если я что-то…

– Иди поешь и выспись, – сказал бородач. – Там делают все, что нужно. Да зелье пей, восстановись, Аои тебе сварит. Маше не будет легче, если еще и ты сляжешь от истощения. Вон, фиолетовый весь.

– А где... куда мы попали?

– Вот хозяйка этого дома, – бородач показал на Аои, которая тихо стучала ножом в окне кухни. (Как обычно, чтобы успокоиться, Аои принялась кулинарить). Вы попали, друг мой, в единственную на Границе точку, где вашему проводнику теперь хоть что-то светит. Конечно, это место и предназначено именно для таких случаев, но все равно автопилот у него, конечно... мда. Мне бы такой.

– Дело в яблонях, – тихо, но с некоторой ревностью заявила Аои через окошко.

– Да, – будто спохватившись, городской чуть-чуть поклонился в ее сторону. – Разумеется, дело в яблонях. И дело в присутствии в Доме еще одного проводника. Но все же... Он провел вас через Границу уже с простреленной грудью? Похоже, вы обязаны ему больше, чем он – вам... Прости, охотник, у меня много дел.

Из всего этого Айрин сделала вывод, что светловолосый проводник, не иначе, все равно не сегодня завтра помрет. Если бы городской видел хоть мизерный шанс, он бы так и сказал. А городские не ошибаются.

И это было жалко. Во-первых, жалко усилий: Айрин и сама сдала ему нехило энергии, до сих пор от резких движений зеленые звездочки перед глазами начинали плавать. Правда, их с Аои энергия годилась плохо, потому что была женской. Но все равно жалко, что зря пропадет.

Ну, а во-вторых, это же настоящий взрослый проводник-лабиринтец! Такое сейчас не каждый день встретишь. Двое проводников-лабиринтцев в одном доме – это уже нашествие какое-то! Но мальчишка – не в счет: он еще долго будет взрослеть и