Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вaдим Кейль.
Он часто приходил к ней в общежитие.
Именно там она забеременела. Именно оттуда уехала в Донецк, подальше от своих родственников. И от Вaдима. Который никогда не узнал, что у него есть сын.
Татьяна Петрова, никому ничего не сказав, перевелась в Донецкий Политех, училась с толстым КВН-щиком Сивохой в одной группе, а замуж вышла за простого парня Колю Петрова. Однофамильца.
Она дала сыну имя Дмитрий, отчество Николаевич. Всегда считала, что «Петров» у сына от Её, а не от мужниной фамилии.
– Какой же я теперь Дима Петров? – спросил тогда сам у себя Дима Петров. – Я немец. Я долбаный немец. Какой-то, мля, Адольф.
Он шмыгнул носом.
– Адольф Гитлер.
Он ещё раз шмыгнул носом.
– Или Адольф Даслер.
Ещё раз.
– Или Адольф Кейль.
Вообще-то он никогда никому не рассказывал о том, какой он испытал шок оттого, что он – немец.
Сначала он очень разозлился на мать.
Очень: у него был все эти годы отец, а он не знал о его существовании. Причём, судя по всему, оба не знали о существовании друг друга. Он решил, что мать украла у него полжизни. Заставила двадцать лет называть папой какого-то левого дяхона. Он думал так десять часов. С девяти вечера до семи утра.
К семи утра, выкурив три пачки «Житана», он понял: мать сделала ему самый лучший подарок за последние семь лет. Уже семь лет Дима Петров ничему не удивлялся. Ничему. Вообще. Он считал, что удивить его невозможно. Ни практически, ни теоретически. Это удручало его. Это наполняло его гордостью. Он чувствовал себя Особым молодым человеком. Он подбирал себе подходящий новый термин, могущий обозначить его ммм… (неудивляемость?), когда вдруг узнал, что он – немец. Что у него есть отец. Тоже немец. Вaдим Кейль.
– Никакой я не Дима Петров, – сказал он тогда сам себе, прикуривая шестидесятую сигарету от пятьдесят девятой.
На станции Дебальцево, он сел в поезд «Симферополь-Алматы» и через несколько суток знал о своём отце всё. Это «Всё» было таким:
Вaдим Кейль и его брат Артур пропали без вести за восемнадцать лет до описываемых событий. Просто пошли в гараж чинить мотоцикл и исчезли. Мотоцикл на месте. Их нет. И не нашли за все эти годы. Ни живыми, ни мёртвыми. Родители Вaдима и Артура умерли в восьмидесятые. Так что ни бабушки, ни дедушки у Димы Петрова по этой линии уже не было. В маленьком городке под Астаной жила семья Кейль. Но они были просто однофамильцами. Это он узнал абсолютно точно. Он вернулся в Донецк, сразу же обратился в паспортный стол и перестал существовать.
Сейчас он стоял перед зеркалом. И смотрел в свои зрачки. И был при этом Главным Редактором @chtung (!) РОССИЯ. Он плюнул в лицо самому себе, развернулся и пошёл к холодильнику. Он очень быстро выпил много граммов ледяного алкоголя, запивая всё это другим ледяным алкоголем.
Он не помнит, что ему снилось в ту ночь.
Он проснулся – и сразу начал пить.
Чтобы удержать в себе это ощущение Злобного Страха.
Рога были на месте. Они стали ещё длиннее и толще. Ади выпил бутылку, прежде чем облевался. Что он сделал? Он продолжил пить дальше. Даже ссать не выходил из комнаты. Ссал в пустую пластиковую бутылку. Он пил и пил. Довёл себя до абсолютно космического состояния.
И вырубился.
И вот тут ему приснился длинный-длинный, нескончаемый просто какой-то переулок. Между высокими-высокими домами. Стены справа и слева уходили вверх бесцветными бесконечностями. Где-то там – вверху – виднелась узкая полоска неба. Ади тащил под мышками свои отпиленные рога. Ади не знал, как долго он шёл по этому переулку, потому что сейчас он стоял.
А перед ним стояли Мальчик, Белый пёс по имени Уголь и Чёрный пёс по имени Снег.
Сейчас они скажут ему про голову, зелёнку и святую воду.
Если вам интересно то, что сейчас будет происходить, то отправляйтесь за Ади Кейлем, в Прошлое. Ибо он летит туда сейчас.
Хотите – следуйте за ним.
Потому что эта глава заканчивается.
Всё.
Закончилась.
Бородатый восторженный мужчина.
С круглосуточно влажным ртом.
Глядящий всегда куда-то поверх голов своих собеседников. Куда-то на уровень третьего этажа. И у него есть брат близнец. Абсолютно идентичный восторженностью и влажностью рта.
Неадекватная толстуха в очках. На корпоративной пьянке перед Новым Годом, пока её коллеги танцуют, ходит по ресторану и собирает из ваз фрукты в большой полиэтиленовый пакет. Её дочь – хрупкое бледное существо, с тёмными кругами под глазами, тоненькими ручками и ножками. Ребёнок не родной. Удочерила. Но никто об этом не знает. Толстухе около сорока, но выглядит она, как слегка помолодевшая Бабушка-Жабушка. Муж её – реальный дед. Такой себе пенсионер со стажем. Фото их семьи, сделанное в салоне год назад и стоящее на рабочем столе толстухи, производит гнетущее впечатление на весь коллектив.
Тёханша. Реальная тёханша, похожая на вконец объебошенную стероидами Клару Новикову. Потенциальная сектантка. Психолог без диплома, но по призванию – самое ужасное сочетание. Поставила себе как-то в домашних условиях внутриматочную спираль. Не сама, конечно. Позвала специального доктора. И тот прямо в зале, возле телика на кресле, всунул всё куда надо. Муж её в тот момент был дома. Показал её через неделю другому врачу. Другой врач поставил диагноз «неустойчивая психопатия». Она подала на него в суд и потребовала независимой экспертизы. В зале суда долго смеялись: независимая экспертиза обнаружила у неё шизофрению.
Все эти люди пять дней в неделю сидят в одном кабинете с Мирославом Мотузным. Они его сослуживцы. Коллеги. Собратья по перу. Они корреспонденты газеты «Знамя». Общественно политической газеты города Электродара. Печатный орган Городского Совета Депутатов. Главный Редактор – худющая тёлка с огромными сиськами, которая сосала у всех полубандитов и полубизнессменов населённого пункта. Потом вышла замуж за странного персонажа. Который позже неожиданно для всех заработал до хрена денег. И тут тёлке слегка сносит (и так никогда не стоявшую на месте) башню. Она вдруг решает, что она офигенно-офигенная аристократка. Хотя слово «бл*дь» написано на лбу крупными буквами. Она вообще не врубается в журналистику. Делает пятнадцать ошибок в заметке на четыреста знаков. И она начальник Мирослава.
Он корреспондент газеты «Знамя» в Электродаре. У него даже удостоверение «пресса» есть, с печатью и фото. Когда Мир раз в неделю натыкается на него, роясь в кармане пиджака, у него начинают болеть зубы. Он работает с этими людьми. Сидит с ними в кабинете за одним из исцарапанных столов. Пишет ужасающие его самого статьи про подготовку к зиме ЖЭУ-3 или интервью с Инспектором Налогового Управления таким-то. И хочется ему писать совсем не те тексты, которые он пишет. Он хочет, чтобы люди, открывшие завтра газету, прочли: «Провинциальная Налоговая – скопище Порока и Скверны. Нормальные ранее люди идут на работу в эту структуру и становятся Другими. Такое ощущение, что там инопланетяне мозги промывают и выпускают в мир био-роботов. Лишённых всех признаков воспитания, чувства такта и уважительного отношения к человечеству – в частности. К этой планете – вообще. Налоговики – это быстро толстеющие молодые мужчины, безвкусно, но дорого одетые. Такие же водятся в „шестых отделах“, СБУ и других угрожающих аббревиатурах».