Неужели любовь — это всегда тяжкая ноша?

— Вернись… сынок. Вернись.

* * *

И опять я во главе небольшого отряда.

Дорога привычно ложится под ноги. Сколько я уже их прошел, сколько проскакал?

Много.

Привычным усилием загоняю тоску вглубь.

Что бы ни случилось — нельзя показать слабость. Пусть потом мне будет плохо, пусть демоническая половина возьмет свое, но здесь и сейчас — от меня многое зависит.

Вот ведь… ка кже их пропустил Крысиный Корооль?

Да и я хорош. Не добил, не проверил, не зачистил — расслабился. Сначала надо убить врага, а уж потом… ничего, впредь умнее буду.

Если оно будет — это впредь.

В любом случае, все не так страшно.

У меня есть сын, есть люди, которые могут вырастить и воспитать его, есть канцлер, который такую подставу никогда не простит ни одному храмовнику.

Я могу уходить.

И все же — не хочется. Жить… мне нравится жить, нравится этот мир. Что меня ждет после смерти?

Ну, душа полудемона может переплавиться во многое. Может уйти на перерождение, может попробовать пробить дорожку в нижние миры…. не знаю. Но смерти я не боюсь. Некроманты знают, что это — еще не конец игры. Это всего лишь следующий виток в великой спирали жизни.

Сейчас мы едем туда, куда я возвращаться не планировал.

В Риолон.

В небольшой городок на границе…

Что случилось с Рене?

Смертью клянусь, если он мертв — Крысиный Король покажется милой шуткой по сравнению с тем, что я сделаю.

Уничтожу.

Ненависть клокочет внутри меня, не находя выхода. Тяжелая, темная злоба. Лед и смерть, ненависть и жестокость… я даю им власть над собой впервые за долгое время. Я становлюсь больше демоном, чем человеком?

Возможно.

Но если только демон может справиться с этом — что ж, пусть будет демон.

Хр — рамовники!

Тварррри…

* * *

В этот раз я не пытаюсь оторваться от своих людей, не собираюсь вызывать Ак — Квира. Бессмысленно. Надо полагать, если меня ждут, то уж магию точно смогут засечь на расстоянии. И тогда — конец.

Кто я для них сейчас?

Знают ли они о моем участии в уничтожении Храмов? Что им вообще известно?

Вопросов так много, что мозг едва не разрывается на части. И когда на третий день пути нас встречают на подъездах к городу — я только облегченно вздыхаю.

На дорогу выходит фигура храмовника.

Высокий, светловолосый, весь в белом — девки млеют, овцы блеют?

— Остановитесь, Александр Леонард Раденор.

— К чему же так длинно? Можно проще — ваше величество.

Я спрыгиваю с коня, чтобы оказаться с храмовником на одном уровне. Не из любезности, так бить удобнее.

На лице рыцаря появляется легкая улыбка.

— Может быть и величество…

— А у вас есть сомнения?

— Вы здесь для того, чтобы их развеять, король. Разве нет?

— Я здесь потому, что Храм похитил моего друга и рыцаря. И я собираюсь вернуть его. Рене жив?

— Если вы обещаете остаться для беседы, я прикажу отпустить виконта Моринара и его людей.

Я пожимаю плечами.

— Мое слово. Я останусь и побеседую с вами.

Только не факт, что тебе это понравится.

— И обещаете честно ответить на наши вопросы?

— А вы ничего не придумали, чтобы проверить мою честность? Рыцарь Атторен, я разочарован.

— Кристалл правды вас устроит?

— Вполне. Но поклянитесь мне и вы.

— В чем же, ваше величество?

— Что Рене и мои люди уедут отсюда невозбранно — и вы не причините им вреда, вне зависимости от исхода нашей беседы.

— Мое слово.

— И слово ваших людей? Остальных храмовников?

— Вы сомневаетесь?

Вот теперь в голубых глазах мелькает гнев. Он надеется меня этим напугать? Наивный…

— Кто вы в иерархии Храма? Доверенный? Служитель? Приближенный? Почему бы мне и не сомневаться.

— Мои люди признали меня главным.

— И здесь только ваши люди?

— Я понимаю ваши опасения, ваше величество. Но могу обещать, что Храм не причинит вреда вашим людям.

— Тогда я хочу видеть Рене. Они уедут — я останусь.

Рыцарь кивает. Кажется мне — или он чуть расслабляется? Словно я сделал что‑то такое… правильное в его глазах?

— Я сейчас прикажу его привести, ваше величество.

Он взмахивает рукой, подавая знак кому‑то из своих.

Я тем временем подхожу к своим людям

— Сейчас сюда приведут виконта Моринара и его людей. После этого вы все уедете.

— Нет, ваше величество.

— Что!?

У меня не хватает слов. Что за наглость?!

— Вы смеете…

Командир отряда смотрит на меня спокойно и чуть устало. Это старый вояка, уже за сорок, видевший, наверное, еще моего деда. Я не спрашивал, не до того было. Да и уматывались мы за день бешеной скачки, не до разговоров… чуть ли не падали, где стояли.

— Я — смею. Потом хоть казните, но одного я вас с этими не оставлю. И ребята не оставят, верно?

Два десятка человек кивают, словно куклы. Нет, мол, не оставим. Я меня реально перехватывает горло от гнева — и стражник пользуется этим.

— Нельзя, ваше величество, королю с ними одному. Подлый же народ…

— ты забываешься, раб!

Рыцарь услышал нас и теперь сжимает рукоять меча, бледный от гнева. Но вояка смотрит на него чуть ли не с насмешкой.

— А ты мне не грози, мальчик. Тебе лет‑то сколько? Двадцать пять? Двадцать семь? То‑то, а мне сорок пять. Я еще при старом короле служить начинал, до Рудольфа, и так я тебе скажу — его величество внук достойный. Мало ли что вам в голову взбредет. Может, вы нас и положите тут всех, ну так я вам с того света в рыла плюну…

— Ах ты…

Перехватываю руку рыцаря, не давая ему вытащить меч.

— Храм теперь карает за честность?

Рыцарь слегка дергается, но потом оставляет эти попытки и смотрит на стражника с ненавистью.

— Никто не смеет…

— Да неуж? Ошибаешься, мальчик. При Рудольфе мою соседку Храм сжег. Травница была хорошая, моих детей от смерти спасла — не отстояли, не успели. Чем помешала? От Темного была? Да она и не думала о темном‑то, все травы собирала да сушила. Кто вам мешает сейчас сказать, что правитель наш тож от Темного? Потому как никого не жжет, не гонит, зла не творит…