звезды. Из-за горы поднималась бледная, еще не набравшая силу луна, не дождавшаяся ухода золотого светила — торопилась объявить о предстоящей ночи.

— Смотри, — вдруг сказала Гермиона и указала рукой куда-то перед собой.

Царевич пригляделся и увидел тонкую струйку ручейка, упорно пробивавшегося к морю.

— Хочешь набрать воды?

— Конечно.

Они сделали несколько глотков. Несмотря на теплый вечер, вода была настолько холодной, что от нее сводило челюсти… но такой свежей, что от жажды не оставалось и следа.

— Какая вкусная! — заметил Орест, напившись. — Во время стоянок мне порой попадались родники, где вода была горькой, словно слезы старика… да еще и с неприятным запахом. Но выбирать тогда не приходилось.

— Знаешь, этот ручеек очень похож тебя, — вдруг заявила Гермиона, окуная пальцы в серебристые тонкие струйки.

— Почему?

— Он так же спешит к морю, как и ты. Мчится прочь, уносится от тягот и людей, стоящих на его берегу. Вечно бегущий, не способный остановиться хоть ненадолго… Когда ты уплывешь, я буду приходить сюда, смотреть на ручей и вспоминать тебя.

— Да, я тоже буду о тебе думать, — тихо проговорил Орест.

— Вот как? И какие же слова будут звучать в твоем сердце, когда ты начнешь размышлять о далекой критянке?

Гермиона коснулась его плеча ладонью. Пальцы девушки были холодными и влажными от воды.

— Я… — Орест понял, что его голос вдруг сел, и откашлялся. Прикосновение царевны мешало сосредоточиться. — Думаю, я буду сожалеть, что тебя нет рядом. Что не могу разделить с тобой удивительную красоту этого мира. Я бы хотел вместе наблюдать за приближающимися берегами Лемноса и Феры, Порфируса и Родоса… Хотел бы удивляться рыбам, всплывающим из морской синевы. Бродить по узким тропинкам, которые незнакомы тебе и мне. Любоваться рассветами и закатами в далеких землях, касаясь твоей руки. Мне жаль, что ты не простая дочь медника или винодела, а царевна Крита, иначе я бы попросил тебя уплыть со мной. Сначала в Микены, а потом… Хоть в Айгиптос, хоть в Колхиду!.. Но я понимаю, что это невозможно. Поэтому все, что мне остается, — бережно хранить твой образ… Я всегда буду с нежностью вспоминать Крит. И тебя, царевна.

— Ты мог бы стать хорошим сказителем, — Гермиона убрала руку и сделала шаг назад. — Кажется, я зашла слишком далеко… Ну и пусть!

Она закинула руки за голову. В следующий миг ее гиматий соскользнул с плеч.

— Я хочу, чтобы тебе действительно было, о чем вспоминать после отплытия, — просто сказала царевна. Подобная статуе, она застыла перед утратившим дар речи Орестом.

Микенец глубоко вздохнул, с восхищением глядя на обнаженную Гермиону. Он уже видел ее без одежды, но то было скорее случайностью; теперь же у него было полное право разглядывать обнаженную фигуру. Царевна Крита была великолепна: стройная, с крепкими бедрами и икрами… Небрежным жестом она вытянула из волос нитку золота — длинные волосы свободно раскинулись по плечам, частично прикрыв небольшую грудь.

Гермиона протянула к нему руки.

Они наслаждались друг другом быстро и пылко, осознавая, что им осталось совсем немного времени наедине. Орест чувствовал, как растворялся без остатка в податливом теле, как терял способность здраво мыслить — только ощущать. Царевна вцепилась ногтями в плечи микенца и выгнула спину, а он ускорился, повинуясь ее нетерпеливому зову. После они не отпрянули друг от друга, но так и остались лежать на земле, с трудом переводя дыхание.

После долгого молчания Гермиона приподнялась на локтях и серьезно посмотрела на Ореста:

— Я люблю тебя.

Так просто и откровенно. Без ухищрений, без ненужных вопросов, как подобает истинной дочери солнечного Крита. Орест ответил, не мешкая:

— И я тебя тоже.

— Что, правда?

— Да. Но почему ты спрашиваешь?

— Мужчины далеко не всегда любят женщин. Куда чаще они хотят просто обладать ими. А я хочу, чтобы твои чувства были правдивы… Хочу, чтобы ты отныне смотрел только на меня!

Орест ответил не сразу. По выражению его лица Гермиона поняла, что микенец старательно подбирал нужные слова.

— С тех пор, как мы расстались в прошлый раз, у меня не было женщины. В последний раз я спал со служанкой на Порфирусе, которую еще до покушения прислал в мои покои царь Леарх. А потом… потом я встретил тебя. И больше не мог думать о других девушках.

Помедлив, он с улыбкой добавил:

— Они вдруг потеряли для меня всю привлекательность.

— Вот как! Теперь мне ясно, почему ты был таким пылким — слишком долго держал свою плоть на коротком поводке! — царевна засмеялась. Она провела пальцами по щеке Ореста и добавила:

— Но я рада этому. Меня устроит, если ты будешь желать одну-единственную женщину во всем мире. К сожалению, жадность — мой порок.

Вместо ответа он поцеловал ее. Они занялись любовью второй раз — на этот раз без спешки, а с неизбывной нежностью.

Когда их близость подошла к концу, уже совершенно стемнело. Спохватившись, Орест и Гермиона торопливо оделись и направились в сторону Кносса. Путь предстоял неблизкий, но лунный свет заливал окрестности мягким серебром. Во дворце зажгли лампы — их далекие огоньки, дрожа и вспыхивая желтым, указывали дорогу.

Микенец и критянка шли, крепко держась за руки. Казалось, они провели вместе не одну ночь, а целую вечность.

* * *

Орест с Гермионой преодолели уже почти половину пути, когда царевна охнула и обернулась:

— Я забыла свое золото… Какая глупость! Может, вернемся обратно?

— Как во тьме ночной отыскать золотую нить? Даже если повезет, в Кноссе мы окажемся уже под утро.

— Жалко все-таки. Завтра точно ничего не найдем. Или найдем, но не мы!

— Значит, какой-то критянин станет немного богаче. И что с того? — недоуменно спросил Орест. — Ты и без драгоценностей красивее всего, что я встречал в этой жизни… А я успел повидать многое, хоть мне и далеко до Одиссея.

Гермиона усмехнулась:

— Ты невероятный льстец, Орест, но я не возражаю. Да будет так, пусть мое золото принесет кому-нибудь удачу!

Они пошли дальше, в сторону возвышающейся громады Кносса. Не дойдя до цели, пара на короткое время задержалась около чьего-то виноградника. То и дело озираясь по сторонам, Орест с Гермионой принялись обрывать ягоды. Подкрепляясь, микенец пошутил, что чувствует себя грабителем, под покровом ночи обирающим бедняков. С аппетитом поедая мелкие, но сладкие плоды с хрустящей кожицей, Гермиона возразила: вряд ли хоть одна семья на острове могла бы отказать в грозди винограда царевне и ее спутнику.

— А тебе не впервой лазить по виноградникам, да? — Орест провел рукой по ее бедру.

— Осторожней! Одежду запачкаешь… — царевна ловко увернулась. —