Он снова порылся в своем портфеле.

– Вот фотография из «Известий». Подписание протокола о намерениях. Так образовалась Южная нефтяная компания. Видите, подписывает премьер… А сзади и слева – узнаёте?

Мы одновременно пригнулись, разглядывая газету.

– А кто это? – спросил Слава.

Володя молча достал фотоснимок погибшего помощника вице-премьера.

– Узнаёте? А вот что я узнал в статистическом отделе нашей прокуратуры… – Он достал официальную справку. – Возбуждено дело о хищении в особо крупных размерах. В отношении той же самой Южной компании. Потом дело прекратили за недостаточностью улик.

Грязнов вопросительно уставился на меня.

– Что смотришь? – буркнул я. – Ну было дело. Только не я вел. Занимался Звягинцев, теперь он пошел на повышение. А предыдущий генеральный заставил его дело прекратить. Улик действительно было недостаточно.

– Но наворовали достаточно? – сощурился Грязнов.

– Более чем, – сказал я. – Прекратили в отношении руководства акционерного общества… Кстати, надо заглянуть в наш архив. Интересно, кто там фигурирует? Поименно.

– Соображает! – глядя на Володю, похвалил меня Грязнов. – У нас тоже одни недостаточные улики. А достаточных не хватает. Уже не говоря о прямых доказательствах. И ничего. Работаем.

Он хлопнул Володю по плечу.

– Вот он и работает! А мы только козьи морды строим. Все нам не так! Нам вынь да положь – кто-нибудь другой. Верно я говорю, Александр Борисович?

– Много говоришь, – сказал я. – А так – верно. Что еще? Еще что-нибудь есть?

– Я полагал, для начала хватит… – растерянно сказал Володя. – Я ищу. Просматриваю газеты. Вот, кстати, я составил письмо на телевидение. Первая и вторая программы. Подпишите. Хочу просмотреть некоторые телепрограммы девяносто первого года. Осень – зима.

Не говоря ни слова, я подписал. Слава влюбленно смотрел на Фрязина. Ведь уведет, подумал я. Как пить дать. Но мы еще посмотрим. Задействуем Володину маму. Как интеллигентная женщина, она меня поймет. Конечно, ее сын – это находка для наших следственных органов. Вопрос – в чьи руки попадет. Почему-то мне кажется, что у Грязнова он начнет пить. И перестанет смущаться и краснеть. Иди знай, какие ценные качества при этом погибнут.

– Итак, что имеем? – спросил я.

– Стоп! – сказал Слава. – Без Меркулова даже не начинай. У Кости голова видного государственного деятеля. А здесь замешана большая политика. Мы еще не знаем, на что выйдем. И что нас еще ожидает. Поэтому позови сначала Костю.

– Он чувствует, когда его ждут, и позвонит сам, – сказал я. – Вот посмотришь.

И тут же зазвонил внутренний телефон. Грязнов и Фрязин засмеялись. Я поднял трубку.

– Что у вас там так весело? – спросил Костя. – Я тоже хочу посмеяться. А то тоска зеленая… Есть что-нибудь новенькое по нашему убийце?

– Так заходи! – Я подмигнул Славе. – Только тебя не хватает. Ждем-с!

Меркулов пришел, выслушал нас и сказал:

– Новое только то, что никого пока известным вам способом еще не застрелили.

Мы и не подумали обижаться.

– Для вашего дела – это звучит тоскливо, – продолжал Костя. – Для дела защиты прав человека – оптимистично. Может, у него кончились патроны?

– Или ограничил свой список? – предположил я. – Хотя, если судить по тому, что связано с Чечней, тут у него широкое поле деятельности. Стреляй – не хочу. Кстати, если есть случаи убийства из такой же винтовки, неплохо бы идентифицировать оружие по пулям.

– Может, он начал с помощников, а потом перейдет к их шефам? – сказал Слава. – Как это делал товарищ Сталин? Начинал с поваров, шоферов, врачей, жен…

– Он залег, – сказал Костя. – Обнаружил, что его ищут, и залег. Ждет, пока спадет напряженность. Потом примется за старое. К тому же мы не знаем, откуда у него деньги. Источник дохода, так сказать. Если вы настаиваете на мщении, то это делается, как правило, бескорыстно.

– Возможно, у него есть спонсор, – предположил я.

– Судя по тому, что мы о нем знаем, он, скорее, волк-одиночка, – сказал Костя. – Восставший один против всех. Отмороженный, как ты уже сказал. Или то, что уже называется чеченским синдромом.

Я покосился на Володю. Наверняка у него было что сказать, но он не решался вмешаться в разговор авторитетов следствия. Излишнее почтение к добру не приводит, это я знал по собственному опыту.

– Хочешь что-то добавить? – спросил я Фрязина.

– Простите… но я хотел сказать…

– Говори, перебивай, у нас свобода слова, как на митинге, – сказал Слава.

– Газеты пишут о тех, кто наживается на чеченской войне, – сказал Володя. – Фамилии, правда, не называют. Но пишут много и настойчиво. Возможно, они что-то знают. А мы от них только отмахиваемся. Нам запрещают вступать в контакт с прессой.

Сказал и осекся, испуганно глядя на меня, поскольку Слава и Костя одновременно при этих словах посмотрели в мою сторону.

– Ну да, – сказал я раздраженно. – Было дело, и я, и другие запрещали давать интервью газетчикам. Что смотрите? Забыли, сколько вреда было от их публикаций? Да и суды не рады, если дела до слушания освещаются в печати. Сколько доказательств подмочено по вине недобросовестных журналистов.

– Да и новый генеральный не раз просил всех нас не давать информацию до слушания дела в суде, – сказал Костя.

– Свобода слова ограничивается моим кабинетом, – добавил я. – Здесь говорите что хотите. Все, что на пользу раскрытия преступления.

– Но я могу выйти на тех, кто пишет о наживающихся на Чечне? – спросил Володя. – И допросить их?

– Тут мое разрешение не требуется, – сказал я. – Все, что идет на пользу дела, – тут ты сам себе хозяин.

– У него нет должного опыта общения с репортерами, как ты не понимаешь… – мягко сказал Костя. – С ними ухо надо держать востро. Тут нужен особый контакт.

– Давайте проведем какую-нибудь пресс-конференцию, что ли, – сказал Слава. – Да хоть у нас, на Петровке. Соберем пишущую братию, ответим на вопросы. Потом сами их расспросим. Нам ведь что главное? Наше дело. И журналисты, если расположить их к себе, очень могут быть полезны. Тем более если на них выйдет не маститый Турецкий, этот динозавр сыска, а юное дарование, верящее всему на слово. По фамилии Фрязин, а зовут его Володя…

И Слава дружески обнял моего юного помощника за плечи.

Уведет, подумал я, как пить дать уведет!

Телефонный звонок разбудил Аллу около часа дня. Приподняв голову, она увидела перед собой гладкое голое плечо Валеры Суркова, осветителя сцены, сына ее гримерши Тони Сурковой. Он даже не пошевелился. Спал крепким сном утомленного молодого мужика. На двенадцать лет моложе. Поди, мамочка звонит, разыскивает… А доброхоты, как всегда, только рады подсказать, где могло бы ночевать ненаглядное чадо.