Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О будущем старались не думать. Шутливое восклицание маркизы де Помпадур – «После нас хоть потоп!» – стало непреложным законом.
Маркиз гуляет с другом в цветнике,
У каждого левкой в руке,
А в парнике
Сквозь стекла видны ананасы.
М. А. Кузмин
Элита Старого режима оставалась поразительно безучастной к своему будущему – словно танцевала на вулкане, не думая, что тот проснется, или, обращаясь к пророчеству Помпадур, сибаритствовала на краю острова, на который уже мчалась громадная волна потопа.
Пример Франции наглядно показал, что общество, не способное к реформам, то есть к самолечению, обречено. Роковые мутации (изъяны) в нем накапливаются, и если не бороться с ними путем реформ, революция, эта аутоиммунная реакция организма, отторгнет вредную часть государственного тела, умертвит ее, как якобинские судьи 30 лет спустя пытались умертвить всю старую аристократию. Потоп, предсказанный Помпадур, наступил, но люди погибали в нем избирательно. Провидение губило в первую очередь тех, кого десятилетиями прежде лелеяло.
Революция, как библейский потоп, снесла все прошлое – и ничего не построила. Франции пришлось возрождаться из руин. Через десять лет во главе нее встал император, через четверть века – снова король.
Россия есть европейская держава
1767 г.
Краткое правление императора Петра III завершилось дворцовым переворотом 28 июня 1762 г. Власть выпала из рук императора, как игрушка у ребенка. В то утро гвардейские части Санкт-Петербурга присягнули на верность его жене – новой императрице Екатерине II (1729–1796). Ей предстояло стать Великой, а ее мужу, арестованному следующим утром и вскоре погибшему, – прослыть чем-то вроде глупого курьеза, жалкой шутки, коих немало было в истории.
Екатерину II по праву считают одной из наиболее удачливых преобразовательниц в истории России. Умная, осмотрительная и деятельная хозяйка всея империи, она с первых дней царствования принялась наводить в ней порядок, починять и реформировать ее.
Уже в ночь с 28 на 29 июня, в ночь мятежа, когда находившийся в Петергофе Петр III еще не был задержан, Екатерина, направляясь из Петербурга в Петергоф, увлеченно обсуждала со своей наперсницей, княгиней Е. Р. Дашковой планы будущих преобразований. Надлежало сделать Россию просвещенной монархией. Первый шаг к тому был предпринят ее великим предшественником Петром I. Несколько лет спустя в своем «Наказе» она чуть ли не в начальных строках напомнила об этом: «Петр Первый, вводя нравы и обычаи европейские в европейском народе, нашел тогда такие удобности, каких он и сам не ожидал» (статья 7). Вот и ей – она мечтала об этом – предстояло уравнять Россию с главными державами Европы. «Она была глубоко убеждена, что место России – в Европе, – пишет российский историк О. И. Елисеева. – Поэтому практически все ее реформы в конечном счете были направлены на сокращение разрыва между просвещенными нациями Запада и Россией» («Екатерина Великая», 2010).
Проводить эти реформы ей предстояло самой, кропотливо их обдумывая и придирчиво следя за их исполнением. Что ж, она умела и самозабвенно работать, и настороженно предвидеть, к чему может привести любой ее шаг. Ведь волею судеб и своею волей она возглавила громадную страну, где любой недосмотр был смертельно бедственен и для нее, и для державы. В том же «Наказе» она дала наставление всем будущим правителям России: «Пространное государство предполагает самодержавную власть… Всякое другое правление не только было бы России вредно, но и вконец разорительно… Лучше повиноваться законам под одним господином, нежели угождать многим» (ст. 10–11).
Составленный в первые годы правления Екатерины II, этот «Наказ» – «Наказ Комиссии о сочинении Проекта Нового Уложения» – стал одним из важнейших исторических документов XVIII в. Если Петр I попытался на пустом месте, среди топи болот, выстроить лучший европейский город, то его наследница по духу и широте замыслов решилась в стране, где не было единого свода законов, кроме Соборного уложения, принятого более ста лет назад, при царе Алексее Михайловиче, провести «правовую революцию» и ввести законы, которые замыслили лучшие философы эпохи – Шарль Монтескье («О духе законов»), Чезаре Беккариа («О преступлениях и наказаниях»), Дени Дидро и Жан Д’Аламбер (составители французской «Энциклопедии»).
Екатерина II за составлением «Наказа».
Миниатюра XVIII в.
14 декабря 1766 г. по распоряжению Екатерины II был опубликован Манифест о созыве Уложенной комиссии, которая должна была выработать проект законодательства для России. Этой комиссии предстояло стать чем-то вроде Земского собора, принявшего Соборное уложение 1649 г., а само законодательство мыслилось императрицей как общественный договор между различными сословиями. По идее Томаса Гоббса, жившего во времена Алексея Михайловича, только подобный договор мог прекратить вражду в обществе и заложить основы прочной государственности.
На первое заседание Уложенная комиссия собралась 31 июля 1767 г. К работе приступили 564 депутата: 28 – от правительственных учреждений, 161 – от дворянства (в основном это были военные), 208 – от горожан (прежде всего от купечества) и 167 – от казаков, крестьян и иноверцев. К участию в комиссии не были допущены лишь лица духовного звания и крепостные крестьяне. Как отмечает О. И. Елисеева, «первые должны были, по мысли Екатерины, находиться вне политики; интересы вторых, как считалось, представляли владельцы».
Депутаты доставили 1465 «наказов», этих «поправок к конституции» образца осьмнадцатого века. В «наказах» избиратели свободно говорили о своих «нуждах и недостатках». Главным же документом, с которым начала работать комиссия, – своего рода проектом российской конституции – стал «Наказ», составленный самой императрицей.
Недавно умерший американский историк Д. Гриффитс подчеркивал, что этот «Наказ» можно рассматривать именно как «попытку создать конституцию, которая могла бы в равной мере защитить подданного и от неуправляемого своекорыстия ему равных, и от произвольного применения силы со стороны правительства» («Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет», 2013). Екатерина утверждала, что вверенная ей страна готова к правлению, основанному на господстве права, и, если бы ее замысел сбылся, Россия постепенно превратилась бы в правовое государство, где всем повелевала бы не прихоть очередного самодержца, а идеальная система законов, основанная на идеях европейских просветителей (со временем «в России могло бы появиться Rechtsstaat XIX века прусского образца», оценивал ее замысел Д. Гриффитс).
С невероятным немецким усердием, с трудолюбием «прусского школьного учителя» императрица повела свою «войну» за правовое будущее России. По ее словам, она впала тогда в «законобесие», порой просиживая за бумагами по 15 часов. Так получился этот первый в истории России проект конституции – уникальная в своем роде компиляция, для которой наконец пригодились идеи великих умов современности.
Сама императрица постоянно подчеркивала, что она взяла все лучшее у других, чтобы отдать все лучшее своим подданным. Она