Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре всюду вокруг нее растеклась клевета – та ядовитая клевета, что в конце концов убьет ее, заведет на эшафот.
Так шли годы. Ко всем неприятностям для молодой королевы добавилось то, что она никак не могла родить наследника. Мало того! Ее муж вовсе не питал желания разделить с ней супружеское ложе. По заведенному в Версале обычаю он спал отдельно от жены, а своим семейным долгом манкировал с королевским бесстрастием.
Агенты австрийского двора, бывшие в окружении юной королевы, еженедельно извещали ее мать-императрицу о том, что дочь от скуки привыкла играть в карты, да не научилась в них выигрывать, что ее муж не пылает к ней любовью, а лишь гасит ее карточные долги, что она думает только о пустяках – театре, опере, моде.
Каждую неделю Мария-Антуанетта покупала 3–4 новых платья, делала прическу у самых дорогих парикмахеров. Мать бранилась, читая о ее дурачествах, и наставляла дочь посвятить себя мужу, помогать ему в управлении страной, завести наконец ребенка. Со дня их свадьбы прошло почти семь лет, и уже брезжила ужасная перспектива: брак может быть расторгнут.
Мать даже направила в Париж своего сына, будущего императора Иосифа II, чтобы тот вразумил сестру. Брат был в этой истории лицом заинтересованным еще и потому, что считал зятя недотепой. В своих мечтах Иосиф уже видел, как с помощью сестры правит Францией, делая все, что нужно, в интересах родной страны.
У Людовика XVI, разумеется, были и французские родственники. Они тоже старались выставить его дурачком, радовались, что король не может завести детей, и втайне надеялись «перехватить власть у этого тупицы».
Но они на какое-то время просчитались. Визит Иосифа возымел действие. У королевской четы один за другим появились два ребенка: в 1778-м – Мария Тереза и в 1781-м – Людовик Жозеф Ксавье Франсуа. В последующие десять лет королева родила еще дочь и сына, которому суждено было стать Людовиком XVII – королем, не правившим никогда Францией.
Однако даже эти события, счастливые для королевства и его династии, уже не могли остановить те потоки клеветы, что изливались отовсюду в адрес Марии-Антуанетты. «Кругом предательство и ложь», – каждый день могла повторять она.
Но быть преданным – удел добрых и благородных. На Марию-Антуанетту со всех сторон надвигалось горшее – девятый вал презрения. К ней без всякого на то повода относились, как к уличной девке, взобравшейся на французский трон, – к вавилонской блуднице, оседлавшей его пред скончанием времен.
Правды никто не хотел знать. Правда опять же – привилегия добрых и благородных. Австриячке же, смеялись острословы, любая грязь была к лицу.
В этой непочтительности было страшное знамение. Близилась революция. Разумеется, она возникла не на пустом месте и свершилась не по умыслу заговорщиков. Перед ее началом Франция была на грани банкротства.
Немалая вина в этом была и самих властей, проводивших безрассудную финансовую политику. Так, Людовик XVI, чтобы покрыть дефицит бюджета, вынужден был брать деньги в долг. Срок платежей подошел в 1786 г. Чтобы расплатиться по долгам, надо было или вновь занимать деньги, или отменять налоговые привилегии священников и аристократов.
В 1780 г. среди 25 миллионов французов было 22 миллиона крестьян. Численность дворянства не превышала 1,4 % (около 350 тысяч человек). Доля «первого сословия» – священнослужителей – составляла полпроцента. Но первым двум сословиям принадлежало 40 % земель во Франции. Все привилегированные должности занимали выходцы из этих сословий.
Поразительно, что Ancien Régime (Старый режим) вообще просуществовал так долго. Уже в 1774 г., когда Людовик XVI взошел на трон, финансовое положение было удручающим. Тем не менее король продолжал жить так, словно после него хоть потоп. К середине 1780-х почти 6 % государственного бюджета (!) шло на содержание королевского двора.
В 1788 г., в канун революции, из 472,4 миллиона ливров, поступивших в казну, 292,2 миллиона ушло на выплаты по полученным займам. «Беда, однако, в том, что долго так продолжаться не может. Дефицит не покрыть ни расточительством, ни займами, так же как пожар не залить маслом – его можно лишь ослабить на время», – писал английский историк Томас Карлейль в своем классическом труде «История Французской революции» (1837). Финансовый кризис стал перерастать в государственный. Еще добрую треть бюджета составляли расходы на армию – 164 миллиона.
Бюджет на 1788 г. был сверстан едва-едва, но в том году случилось еще и чрезвычайное бедствие. Летом на страну обрушился сильный град, уничтоживший большую часть урожая во всей Франции – от Нормандии до Шампани. Зима же 1788–1789 гг. выдалась лютой. Столбик термометра опустился до –18 °C. Льдом покрылись реки; вымерзли виноградники.
Как следствие, цены на продовольствие в 1789 г. были на 65 % выше, чем в 1785-м. Множество бедняков голодали. Крестьяне массово бежали из деревни. В городах чернь взламывала продуктовые лавки и склады. Поговаривали, что власть решила избавиться от бедняков, уморить их голодом.
Люди требовали справедливости. В Париже появились листовки с мрачным пророчеством: «Трепещите, тираны! Власть ваша подходит к концу!»
В середине лета 1789 г. пала Бастилия. Революцию было не остановить.
Ее девизом следовало бы взять слова из «Женитьбы Фигаро» Бомарше: «Знатное происхождение, состояние, положение в свете, видные должности – от всего этого немудрено возгордиться! А много ли вы приложили усилий для того, чтобы достигнуть подобного благополучия? Вы дали себе труд родиться, только и всего» (V, 3).
Вот и Мария-Антуанетта была человеком лишним в революционной Франции. Ведь она лишь… дала себе труд родиться.
Впоследствии в апокалиптическую картину кануна революции прекрасно вписался и рассказ о королеве, дразнившей нищих пирожными. Эта обидная сплетня пристала к ней, как репей: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные».
Современные историки убеждены в том, что этой фразы никогда не было. Ее придумали враги королевы. Так считает, например, биограф Марии-Антуанетты, британский историк Антония Фрейзер («Marie Antoinette», 2006).
…Когда грянула буря, венценосной чете оставалось лишь искать путь к спасению. Бразды правления были сразу вырваны из королевских рук. Королева металась, как загнанный зверек. Она то ласкалась к людям, объявляя себя «королевой третьего сословия», то скалила зубки, твердя, что этой черни надо дать острастку. Так же метался и король.
В конце концов они, Людовик и Мария-Антуанетта, стали не нужны всем: и радикальным революционерам, и умеренным, и противникам революции. Их, словно надоевшие шахматные фигуры, следовало лишь сбросить с доски.
Утром 21 января