Клятва в пяти статьях также предписывала отринуть «дурные» обычаи прошлого, и поэтому как государство, так и интеллектуалы предпринимали попытки реформировать традиционную материальную культуру. В 1872 году должностным лицам было приказано одеваться и стричься на европейский манер. Также заимствовали солнечный календарь, заменивший традиционные лунные циклы, от которых зависело проведение ритуалов и крестьянские работы. Правительство издало указы на местном и общегосударственном уровне, попытавшись ограничить те обычаи и привычки, которые приезжающие иностранцы могли счесть неприглядными, устаревшими или суеверными. Поденщикам запретили снимать набедренную повязку (фундоси), справляя малую нужду на улице, а женщинам — появляться с обнаженной грудью на публике. В попытках развить западную медицину объявили вне закона многие практики традиционного лечения, которое осуществляли экзорцисты или шаманоподобные религиозные деятели. Целью этих запретов было доказать западным странам, что Япония тоже цивилизованное государство и несправедливые соглашения уже пора бы отменить. Однако официальные воззвания зачастую не оказывали никакого влияния на население, продолжавшее жить своей привычной жизнью.

Тем не менее среди населения городов и территорий, примыкавших к международным торговым портам, новые элементы западной материальной культуры набирали все большую популярность. Мужчины начали носить короткие стрижки и бороды. Вместо кимоно шиком стали считаться костюмы с брюками и кожаные ботинки; одними из самых процветающих ремесленников в Токио были портные и башмачники. Попытки выглядеть на западный манер часто приводили к невероятной смеси японского и европейского стилей; например, в эпоху Мэйдзи нередко встречались господа в кимоно и шляпах-котелках. Зонтики, золотые часы, кольца с бриллиантами превратились в заметный признак просвещенности и богатства. Как правило, в начале периода Мэйдзи европеизация касалась только мужчин, даже в императорской семье; император обычно появлялся в европейском официальном костюме или военной форме, но императрица при этом надевала традиционные церемониальные одежды.

Другой пример — изменения рациона. Посредством международных портов по всей стране распространились пирожные, мороженое и хлеб. В моду уверенно вошли говядина и пиво. Традиционно есть говядину запрещал буддизм, а немногочисленные стада держали в качестве тяглового скота. Тем не менее в 1872 году император Мэйдзи одобрил употребление говядины и баранины, чтобы нация стала физически сильной. В рацион японской императорской армии включили тушеную говядину и другие адаптированные европейские блюда. Процветали мясные лавки, где горожане могли попробовать новый модный продукт; само по себе употребление говядины даже стало символом цивилизованности. В рассказе Робуна Канагаки «Агуранабэ» («Сидя у кастрюли») 1871 года высмеиваются горожане, без разбору бросающиеся на все чужеземные новинки. История повествует о хвастливом «человеке лет тридцати пяти», который уже купил себе только что привезенный одеколон, ходит с европейским зонтиком и беспрестанно посматривает на дешевые часы. Обедая в одном из новых ресторанов, подающих говядину, он вступает в разговор с другим посетителем, сначала восторженно говоря: «Мы должны быть весьма благодарны за то, что даже такие люди, как мы, ввиду того что Япония неуклонно приближается к цивилизации, могут есть мясо»[78]. Он продолжает распространяться о чудесах западных изобретений, например телеграфа и парового двигателя, но из его нескладных объяснений быстро становится ясна вся глубина его невежества.

В период Эдо голландцам приходилось ввозить пиво; в начале периода Мэйдзи иностранцы продолжали пить импортированный через международные порты напиток. В 1869 году в Йокогаме американский пивовар Уильям Коупленд основал компанию, которая со временем превратится в пивоварню «Кирин» — одного из крупнейших производителей пива в современной Японии. В 1876 году правительство основало «Саппоро», второй из трех крупнейших пивных заводов, на острове Хоккайдо, чтобы стимулировать там экономику, а третий, «Асахи», появился в Осаке в 1889 году. Пиво варили в стиле немецких лагеров, которые были слишком дорогими для простого рабочего, но быстро обрели популярность среди богатых горожан. Около 1900 года начали открываться доступные по цене пивные в немецком стиле, в которых подавали кружки сравнительно дешевого пива; это расширило рынок и на менее обеспеченные слои населения. К 1920 годам группы рабочих, отдыхающих по вечерам в пивных, стали привычной картиной.

Что касается архитектуры, заметно изменился облик японских городов, поскольку новые здания проектировали западные архитекторы и их успешные японские ученики. После того как в 1872 году сгорела Гиндза (квартал бедных лавок в центре Токио), ее отстроили как образец западной городской архитектуры — с кирпичными зданиями и широкими улицами, освещенными газовыми фонарями. Гиндза стала физическим воплощением «цивилизации и просвещения»: там были европейского типа аптеки, модные кафе, а также часовая компания «Сэйко» (основана в 1881 г.). Правительство наняло Джосайю Кондера для постройки неподалеку от Гиндзы, в районе Хибия, павильона Рокумэйкан — двухэтажного кирпичного здания, богато украшенного во французском стиле, с огромными обеденными и бальными залами и даже с бильярдной. Рокумэйкан воплощал в себе стремление правительства выглядеть наравне с «цивилизованными» империями, чтобы ускорить пересмотр несправедливых торговых соглашений. Для японской элиты, одетой в импортные смокинги и вечерние платья, он стал основным местом, где можно танцевать и общаться с иностранцами, пробовать французскую кухню, пить американские коктейли и курить британские сигареты. Многие японские консерваторы были в ужасе и от цен, и от скандалов, которые, по слухам, происходили в павильоне. Некоторые иностранные гости также были беспощадны в своих оценках. Французский морской офицер и новелист Пьер Лоти называл балы во французском стиле «мартышкиными представлениями», а его соотечественник Жорж Биго выпустил карикатуру, в которой сравнивал японскую элиту с обезьянами, отвратительно передразнивающими своих более искусных товарищей. Некоторых японских писателей и карикатуристов также возмущала преувеличенная страсть ко всему европейскому, и они тоже высмеивали неразборчивое тотальное заимствование элементов западной культуры.

В начале периода Мэйдзи перспективы японской экономики выглядели мрачно, поскольку внутренний рынок наводнили импортные европейские товары. Хлопчатобумажная ткань из Европы, изготовленная при помощи станков, была прочнее и дешевле, чем японский домотканый хлопок. Импортную шерсть ценили за тепло и умеренную цену. Традиционное масло для ламп, которое выжимали из семян, не шло ни в какое сравнение с более дешевым и эффективным заграничным керосином. В период с 1868 по 1881 год импорт превышал экспорт во много раз. Чтобы сбалансировать международную торговлю, Японии предстояло развить собственную экономику, начать производить отечественные аналоги западных товаров, а также разработать товары на экспорт.