своему усмотрению, не в силах решить, встать ли мне и налить чашку чая, или выйти на улицу, или, может быть, подойти к холодильнику и сделать сэндвич. Я осознавала, что у меня есть выбор, и это тоже сбивало с толку. Это помогало вспомнить, что я должна жечь шалфей и делать подношение духам каждый раз, когда беру эту книгу.

Асема собралась, похлопала себя по груди, как будто хотела перезапустить сердце, и продолжила говорить:

– Женщину звали Маанаме. Это клановое имя, относящееся к необычному существу: наполовину женщине, наполовину рыбе, персонажу наших легенд. Ее имя на жааганааш[155] было Женевьева Мулен. В конце концов Маанаме освободилась и переехала жить в небольшое поселение на берегу Ред-Ривера. В прошлый раз, когда я была там, Пембина состояла из нескольких домов, больших зеленых деревьев, бара, полного подозрительных личностей, бедного отеля и исторического общества с парящей башней, в которой хранились всевозможные замечательные памятные вещи давних времен. Я остановилась там в тот же день, когда купила старые гроссбухи. Но когда Маанаме появилась там почти полтора века назад, это было шумное место, и она была молода. Женщина, которая, казалось, была добра, приютила ее и накормила, затем накачала наркотиками и заставила заниматься проституцией. Эта женщина, которая управляла борделем, стала заклятым врагом Маанаме. Она была настоящей садисткой. Сломала девушке кости, вырезала знак на ее груди, обожгла подошвы ее ног, чтобы она не могла убежать, и так терроризировала ее, что в конце концов один клиент заведения сжалился над ней. Маанаме была похищена в третий раз, но теперь человеком с одной или двумя благородными чертами характера. Он выдал ее замуж за своего сына и перевез в Ролетт, Северная Дакота, где они в течение двадцати лет обрабатывали землю отца, после чего унаследовали ее. Маанаме, теперь известная как Женевьева, научилась читать и писать во время своего плена и оставила описание своей жизни. А теперь послушай, что я скажу. Если то, что ты говоришь, правда, и что-то в книге убило Флору, я знаю, что это было. Это одно место на последней странице, которую Флора читала и где осталась ее закладка.

– Ты прочитала эту страницу? Что она с тобой сделала?

– Ничего. Флора украла рукопись, свидетельство несчастной женщины, в надежде, что та подтвердит ее предполагаемое индейское происхождение. Я не могу простить ей этого. Она, по сути, похитила жизненно важную часть нашей истории. Но словно в наказание книга убила ее.

– Какие там были слова? Какое предложение? – спросил Поллукс.

– Предложение, содержащее имя.

– Имя может обладать очень могущественной силой, – медленно проговорил Поллукс.

Может быть, он относился к именам так же, как я отношусь к призракам.

– Я думаю, причиной смерти Флоры стало ее имя. Вы со мной согласитесь, когда сами его прочтете, – сказала Асема. – Наверное, она была потрясена, узнав, откуда взялось ее имя и кто его носил в давние времена.

– Имя Флоры, – прошептала я.

Перед моими глазами появились желтые пятна, в голове стало пусто. Затем я встала и побрела в некое место в моей голове, которое я посещала и раньше. Все в нем отталкивало меня с непреклонною силой, которая становилась все мощнее и интенсивнее, пока я не была катапультирована в свое тело, из которого не было выхода.

Я упала и потеряла сознание. Это напоминало зрелищный уход со сцены и, верно, смотрелось идеально. За исключением того, что я на самом деле была в обмороке. Мгновение спустя я открыла глаза. Асема пыталась влить воду мне в губы, а Поллукс обмахивал меня своей рубашкой.

Встреча

Это было неспокойное время, отчаянное, до ужаса жаркое, криминальное, буйное. Над нами пролетела комета. Скопление коробок и книг на полу увеличилось. Прилавок был завален пакетами с заказами для самовывоза. Мы продавали много экземпляров, хотя и очень немногих книг. Одна Пенстемон сделала своим хобби наблюдать за прохождением кометы, которая не вернется в течение 6800 лет. Было время обеденного перерыва. Наши сотрудники сидели в шезлонгах на лужайке, отгороженной от тротуара стеной туи. Мы открыли банки с ароматизированной сельтерской.

– Когда речь заходит о вакцине, люди почему-то сравнивают ее с кавалерийской атакой, – сказала Асема. – Ненавижу это. Неужели они не понимают, что говорят о геноциде?

– Все здесь согласятся с тобой на сто процентов, – сказал Грюн.

– Давайте сплотимся, – предложила Джеки, когда мы отодвинули наши шезлонги подальше один от другого.

– Давайте сплотимся и устроим пау-вау, – подхватила я.

Мы выполняли школьные заказы со всей страны и делали все возможное, чтобы тщательно изучить пригодность наших книг для учебных целей. Требовалось решить, какие книги, написанные авторами-индейцами, сто́ит пропагандировать, и обсуждали этот вопрос с учителями и библиотекарями.

– Хватит ли нам денег, чтобы хранить на складе самые популярные книги? – спросила Пенстемон.

– Подождите, а не поднять ли сначала банки с холодной газировкой за наших клиентов?

Асема схватила новую банку из стоящего на траве холодильника, открыла ее, и все подняли тост за то большое количество заказов, которое мы все еще получали. Мы были впечатлены. Хотя люди не могли пролистывать книги у полок и открывать для себя имена прежде неизвестных им авторов, мы все еще продавали книги. Наши объемы торговли, возможно, компенсировали дополнительные затраты на увеличившееся рабочее время и материалы, но мы по-прежнему платили арендную плату. И все равно мы не были уверены, что выживем как книжный магазин, доставляющий заказы по почте. Правда, нам пришли на помощь запросы от школ, но помогут ли они продержаться долгое время?

– И все же так приятно, что люди о нас заботятся, – восхитилась Джеки.

– Это чудо, – согласился с ней Грюн. – Наше пространство наполнено дружелюбием.

Асема и Пенстемон послали ему воздушные объятия с другой стороны круга.

В то время на родине Грюна вирус был локализован. У нас же его распространение только возросло, и теперь американцам было запрещено пересекать границы других стран. Грюн оказался в Соединенных Штатах в ловушке с кучкой таких же, как он, париев, в городе, охваченном огнем и расовыми волнениями, в стране, возглавляемой старым мошенником. Грюна избили и арестовали на мосту в Миннеаполисе. Но он оставался весел даже в этой обанкротившейся стране.

– Почувствуйте нашу любовь! – воскликнул он, осушая банку кокосовой шипучки.

– У меня такое чувство, будто мы находимся на распутье, – вздохнула Джеки.

Мне не хотелось говорить о распутье. Я и так была перегружена, а потому встала и притворилась, будто мне что-то нужно в магазине. Но когда я добралась до него, то увидела собаку Роланда, Гэри, сидящую на