что я преисполнилась надежды. Увы, вскоре мое зрение затуманилось от пота, стекающего с бровей. Я задавалась вопросом, чувствуют ли обычные матери, глядя издалека на своих дочерей, то же самое, находят ли опасной их красоту, влекущую и манящую как магнит, который не видит различия в тех винтах и гайках, которые притягивает. И действительно, когда девушки начали танцевать, а барабан принялся отбивать ритм третьего куплета берущей за душу песни, появился один из таких «винтов». Вот он где. Железные опилки в форме человека. Лоран.

Он стоял, прислонясь к фонарному столбу, горящие глаза прищурены, копна блестящих волос. В тот момент, когда я увидела его, у меня созрел план. Я соскочила со скамейки, бросилась к нему, а добравшись, остановилась на расстоянии вытянутой руки и похлопала его по плечу. Он опустил скрещенные руки и удивленно посмотрел на меня. Он не узнал меня, но последовал за мной, когда я жестом приказала идти в сторону от площади.

– Я Туки, из книжного магазина, – напомнила я. – Из того, где работает Асема. Не могли бы вы дать мне свой адрес? У меня есть кое-что для вас.

– О да, хотя я вас припоминаю. Извините, но у меня нет адреса.

– Могу ли я отправить посылку на дом вашему другу? Родственнику? Может быть, вашим родителям?

Он дал мне адрес в Блумингтоне[142], назвав имена отца и матери. Я попросила дать мне их номера телефонов, но он сказал, что сначала должен спросить разрешения. Он начинал что-то подозревать.

– Все в порядке, – успокоила его я. – Мне понравилась ваша книга, та, которую вы мне подарили. Напомнила кое о чем. Я просто хотела отплатить вам тем же.

На самом деле, мое намерение состояло в том, чтобы нанять адвоката и вручить Лорану документы, уведомляющие о том, что даже «гамачник», сочинивший язык, начертанием схожий со следами морских птиц, должен платить алименты. Как происходит со многими авторами, упоминание о написанной книге согрело его. Он скромно улыбнулся и махнул рукой, как будто привык к похвалам. Возможно, мое лицо изменилось. Мой голос дрогнул. Я не могла не вспомнить о Поллуксе, притворяющемся, будто читает пошаговые инструкции к… О, Поллукс. Мне хотелось рассмеяться, но было слишком жарко. Я вдруг обнаружила, что стою, прислонившись к забору.

– С вами все в порядке?

Лоран схватил меня за локоть и повел во двор, к растущему посреди него дереву. Он спросил группу людей у входа, сидевших в шезлонгах, не потеснятся ли они. Они были очень добры и освободили для нас место, даже принесли стул и стакан воды. Я отхлебнула. Позволила сумке с тяжелыми бутылками соскользнуть на землю с моих коленей.

– Спасибо, Лоран, – поблагодарила я холодно. – Вам следует вернуться на площадь. Посмотрите, как они танцуют. И пожалуйста, скажите им, где я.

Я все еще не пришла в себя. Возможно, это был тепловой удар. Асема и Хетта будут волноваться, когда не смогут меня найти, а я не хотела, чтобы они увидели меня в обществе Лорана. Он отодвинулся от меня, но в то же время протянул ко мне руки, как будто я могла упасть со стула. Его фальшивая забота вывела меня из себя.

– Убирайтесь отсюда. Я не собираюсь падать. Брысь.

– Я останусь на минутку, – любезно проговорил он. – Раз уж мы здесь, я хотел бы изложить свое дело.

– Ваше дело? Что за дело?

Правда, он только что помог мне. Но я не была ему должна. Я не была покорена им. Хетта ошибалась: моя добрая воля стоит недешево.

– Мой первый тираж распродан. Мне нужно найти настоящего издателя, и я подумал, что вы могли бы помочь, поскольку работаете в книжном магазине и все такое.

Я вгляделась в него внимательнее. Может быть, в конце концов, он был просто болваном.

– Вот что я вам скажу, – медленно произнесла я. – Я не просто продавщица из книжного магазина, я мама Хетты.

Он нахмурился и покачал головой:

– Она говорила, у нее нет мамы.

– Ну, теперь она у нее есть.

Он ответил застенчивым взглядом из-под ресниц. Я восприняла его как рассчитанный шарм.

– Это меняет дело, – сказал он. – Теперь я попрошу помочь мне в совершенно другом вопросе.

– В каком именно?

– Пожалуйста, скажите Хетте, чтобы она перестала прятаться от меня.

– Зачем?

– Ради малыша, конечно, ради Джарвиса. Ему нужен отец. Ну, может быть, не сейчас, но когда-нибудь отец ему очень понадобится.

Лоран продолжил говорить, теперь уже открыто, с несчастным видом, который, возможно, был неподдельным. Его искреннее уныние вызывало у меня чувство, похожее на удушье.

– Сначала я запаниковал. Может, она рассказала. Я имею в виду, что я никогда, слышите, никогда не предполагал, что у нее будет ребенок! Я встретил Хетту и влюбился в нее на съемках фильма, который меня наняли монтировать. Но потом, видите ли, ее роль в «Полуношной пастушке»…

– «Полуношной пастушке»?

– Просто уничтожила меня. Дикий мустанг. Не спрашивайте. Однажды ночью, работая над монтажом, я внезапно потерял голову и удалил все сцены и все копии сцен, в которых она участвовала. Я дважды подтвердил все удаления. Продюсеры уже заплатили ей наличными. Я сделал так, чтобы все выглядело как ошибка монтажера. Сбежал из города. Я помотался по Кали[143], в итоге немного поработал каскадером, а потом боролся с лесными пожарами. Я вернулся сюда, чтобы жить с родителями, в надежде, что Хетта тоже вернется сюда. И она вернулась. Вернулась!

Лоран схватил меня, его пальцы сжались, как когти, и я отступила назад. Какие у него были прекрасные глаза, темные, словно тенистая лесная тропа, сияющие доброжелательностью и невинностью. Он проигнорировал меня, когда я велела ему заткнуться.

– Потом я узнал, что у нее родился ребенок, который, как я на девяносто процентов уверен, мой. Я прошел бы тест на отцовство, но я готов поддерживать ребенка независимо от того, чей он.

Лоран на мгновение замолчал, а затем глубоко вздохнул. Я была слишком парализована его пленительной речью и нежным взглядом, чтобы встать и уйти. Я на что угодно бы пошла, если бы мой собственный отец заявил на меня права такими словами.

Когда Лоран заговорил снова, его голос дрожал:

– Моя душа покинула тело, когда я встретил Хетту. Теперь я совершенно пустой человек. Но это нормально, это значит, что я могу признать своего сына. Я знаю, моя душа в безопасности с Хеттой. Я работаю на «Уэллс Фарго»[144].

Некоторое время мы молчали. Барабан все еще звучал. Я сломалась.

– Ты рассказал все это Хетте? Я имею в