Адвокат бросил на меня косой взгляд.

— Нарушение авторского права? Когда-то это было моей специализацией. О какой интеллектуальной собственности мы рассуждаем?

Я кашлянул.

— Так вы специалист… Как быстро вы заметили мой просчет! Глупо было с моей стороны так говорить: авторское право не может обсуждаться, коль скоро никто и не подумал зарегистрировать свою работу в официальном реестре. Вы правы, мне надо искать другой подход. Как насчет заговора с целью съемки порнографии, заговора с целью убийства, заговора…

— Пожалуй, я сумею укоротить ваш список. — Хотя Смит произнес это мягко, его импозантную физиономию по-прежнему искажала злобная ухмылка. — Если вы говорите о видеоматериале исключительно низкого вкуса, который может или не может предназначаться для рынка международной элиты и в котором снималась или не снималась обыкновенная проститутка, с которой, признаюсь, я однажды имел связь, если вы говорите об этом, тогда, детектив, я вам отвечу: запись, о которой идет речь, я никогда не видел.

Я застыл: он огорошил меня своей прямотой. Смит все знал, и его нисколько не волновало, если я узнаю, что знает он. У этого человека серьезная «крыша». Забавно. Придется переходить к пункту два раньше, чем я предполагал.

— Вы не видели этой записи, но хотя бы слышали о ней?

— Детектив, вы в курсе, что у меня много знакомых в этой стране и я знаю язык. Здесь все только и делают, что судачат об этой записи, и именно благодаря той ребяческой шумихе, которую вы вокруг нее подняли. Всем известно, как сильно вы запали на эту женщину. Как, кстати, и я. Слово «лицемерие» вам что-нибудь говорит? — Он помолчал и с нескрываемым презрением посмотрел на меня. — В ее мобильном телефоне хранилась фотография вашего члена. Вашего и десятков других. Член, даже собственный, трудно узнать отдельно от остальных, поэтому она давала им имена. Ваш, например, назвала «Детектив». Удивительно, как в области гениталий сказываются расовые особенности. На лицо вы белый, а ваш член скорее смуглый, чем розовый.

К сожалению, он заметил, как я судорожно сглотнул, словно у меня перехватило дыхание. Попытавшись скрыть непроизвольную дрожь, я пожал плечами. И наконец промямлил:

— Видимо, для такого юридически образованного ума, как ваш, я недостаточно ясно выразился. Речь идет о вознаграждении держателя акций. — Я сделал паузу и показал пальцем себе на висок. — Я легко могу представить, что вы не видели запись. Могу легко в это поверить. Интуитивно догадываюсь, что все так и развивалось. Но хотел бы знать, как все началось? По той замечательной австралийской поговорке: «У него мозги в члене»?

Глаза Смита сузились.

— Грубая фраза, за которой скрывается мужская черта, много изучаемая, но мало понятая. Как объяснить в будущем, когда мы снова станем андрогенными, странную тенденцию в поведении некоторых категорий мужчин, особенно людей интеллектуальных (невольно хочется упомянуть юристов, врачей, бухгалтеров и дантистов), тенденцию, ставшую, можно сказать, болезнью переутомленного работой класса и, конечно, политиков и банкиров. Другими словами, тенденцию, если можно так выразиться, делить себя надвое. Ничего иного не приходит на ум, когда наблюдаешь, как городские, налитые тестостероном великие бойцы вроде вас притворяются, что их цель — служить другим, в то время как на самом деле им не хватает насилия и мародерства. Естественно, внеслужебные увлечения таких мужчин, мягко говоря, противоречивы. — Я посмотрел на него. — Да, мистер Смит, я могу поверить, что вы не видели запись. Вы не вуайерист.[38]

Я выждал пару секунд. Присущая ему учтивость не позволила Смиту прервать молчание, и я продолжил:

— В вас даже есть определенная доля утонченности. Она препятствует тому, чтобы вы смотрели подобные записи. Готов поверить, что вы, как и я, считаете их отвратительными. Отдаю вам в этом должное.

— И что дальше? — Смит мотнул головой.

— Дальше вот что. Если бы я конструировал теорию вашего участия, назовем это так: в деле об авторском праве — вы же знаете, как мы, тайцы, любим эвфемизмы, — то эта теория выглядела бы следующим образом. Есть некий мужчина, тесно связанный с тайской и международной финансовой элитой. Он, уж простите, принадлежит к тому мужскому альфа-типу вожака, который лишь в рабочие часы сублимирует свой непомерный сексуальный аппетит в общественно полезную деятельность. Если не возражаете, назову свой пример Смитом. Так вот, этот Смит безнадежно влюблен в девушку, которая, по всем отзывам, обладает чарами Цирцеи, волшебницы. Смит, несмотря на бойцовские и коммерческие таланты, оказывается в психологической ловушке. Девушка изучает других представителей альфа-вожаков, которых, вероятно, считает ничем не отличимыми от этого. Знает, какой зверь прячется под покровом делового костюма и как им управлять. Поначалу Смита это забавляет. С чем-то подобным ему приходилось сталкиваться и раньше. Но девушка оказалась гораздо опытнее, чем он предполагал. Она действует не по наставлениям какого-нибудь руководства «Как вести себя с белыми тайской шлюхе». О нет, эта девушка в самом деле с пониманием. И что еще лучше: она способна убедить его, что и правда, как бы поточнее выразиться, страстная на полную катушку. Другими словами, трахательница высшей мировой пробы, знающая, как продлить экстаз. К тому же отвечает стереотипу белых о совершенной восточной любовнице. Кожа гладкая словно замша, лицо демонически красиво, тело совершенно, голос мягкий, по-английски говорит с экзотическим акцентом, но на удивление изысканно. После каждого свидания мужчина убеждает себя, что надо прекратить с ней видеться, иначе можно пропасть. Но он слишком очарован ее телом и ее безжалостным хладнокровием. — Я замолчал, остановился у его стола, оперся руками о крышку, посмотрел Смиту в глаза и, как умел, изобразил женский голос. — Том, ты чудо. Не могу представить, что ты с другой женщиной. Не вынесу этой мысли.

Слова были не более чем трудноразличимым эхом, а не фразой, прочитанной в его сердце. Я отошел от стола.

— Вы знали, что ее муж, простите, бывший муж, прятался в гардеробной и снимал вас на пленку? Разумеется, нет. И познакомились вы с ним гораздо позже. Когда на вас свалились обязанности консильери при «крестном отце», или, если выражаться по-другому, юридического советника при совете директоров.

Губы Смита шевельнулись. Он открыл рот, но ничего не сказал. А я изо всех сил постарался изобразить его сложный выговор и с кокни, и с намеком на заокеанскую речь, и хоть в горле застрял ком, заговорил на октаву ниже обычного:

«Не тревожься. Об этом речи быть не может».

Смит задумчиво откинулся в своем шикарном кресле и с трудом закрыл рот. А мне в моем безвыходном положении было не до буддистского терпения. Поражая его своей непоследовательностью, я взял с блюдца, на котором стояла чашка с кофе, кусочек сахара.

— Вы ведь не едите сахар? От него толстеют, не так ли? — Я раскрошил сахар в руке и швырнул в него. — Героин. Попались на месте преступления.