Голые женщины.

Я хмурюсь и посылаю ему в ответ картинку голой женщины с железным обручем на руке.

— Подумаешь!

— Ты больной.

— Нет, брат, я теперь сержант Прентисс. Жизнь налаживается!

Он хохочет и хохочет. Ему так хорошо, что отчасти его настроение передается и мне. Мой Шум немного светлеет, хотя я и не просил.

— Ой, да брось, лейтенант Ушлепок! Ты что, до сих пор сохнешь по той девчонке? Уже сто лет прошло! Подыщем тебе новую подружку.

— Заткнись, Дейви.

— Заткнись, сержант Дейви. — Он опять смеется. — Ладно, ладно, сиди дома, читай свою книжку… — Он резко умолкает. — Ой, слушай, извини, я не хотел… Я забыл.

И, как ни странно, он говорит это искренне.

Наступает тишина, в которой его Шум опять вспыхивает каким-то мощным чувством, которое он старательно прячет…

Из-за которого ему…

И тут он говорит:

— Знаешь… — Я уже вижу, что он сейчас предложит, и просто не могу это вынести. Я умру, если он скажет это вслух. — Хочешь, я тебе почита…

— Нет, Дейви, — выпаливаю я. — Спасибо, но нет.

— Точно?

— Да.

— Ну, мое дело предложить. — Его Шум снова светлеет и расцветает при мысли о новом звании, женщинах и нашем родстве.

Всю дорогу до города он радостно насвистывает какую-то дурацкую мелодию.

Я лежу на матрасе спиной к мэру Леджеру, который, как обычно, уминает ужин. Я тоже ем, но при этом гляжу на мамин дневник, который вытащил из-под подушки и положил на одеяло.

— Народ готовится к последнему удару «Ответа», — говорит мэр Леджер.

Я не отвечаю. Как всегда перед сном, пробегаю пальцами по прохладной кожаной обложке и нащупываю прорезь, оставшуюся от ножа.

— Ходят слухи, что ждать осталось недолго.

— Мне все равно. — Я открываю дневник. Под обложкой по-прежнему прячется сложенная вчетверо карта Бена. Похоже, Дейви даже не потрудился открыть книжку. Она немного пахнет конюшней — теперь-то я знаю, где она побывала, — но это по-прежнему дневник, дневник моей мамы.

Моей мамы. Слова моей ма.

Вот, ма, что стало с твоим сыном…

Мэр Леджер громко вздыхает.

— Они ударят прямо по нам, между прочим, — говорит он. — Надеюсь, на тебя можно рассчитывать? Ты откроешь мне дверь?

— Помолчите хоть пять секунд, а? — Я переворачиваю первую страницу и вижу первую запись, сделанную моей ма в день моего рождения. Страница полна слов, которые мне когда-то читали вслух…

(читала она…)

— У меня ведь ни ружья, ни ножа. — Мэр Леджер встал и снова смотрит в окна. — Я совершенно безоружен.

— Не бойтесь, я не дам вас в обиду. А теперь помолчите, ради бога…

Я все еще лежу к нему спиной, смотрю на первые слова моей ма, написанные ее собственной рукой. Я знаю, о чем там говорится, но все же пытаюсь прочесть.

М-О… Мой. Н-Е… Не… Н-А-Г-Л-Я… Ага, ненаглядный. Мой ненаглядный, значит. А последнее слово «сын», его я севодня уже слышал.

Я вспоминаю протянутую руку мэра.

И как я ее взял.

Мой ненаглядный сын.

— Я ведь предлагал почитать тебе вслух, — говорит мэр Леджер, не в состоянии сдержать стон при звуке моего неумело читающего Шума.

Я резко оборачиваюсь:

— Просил же, заткнитесь!!!

Он виновато поднимает руки:

— Ладно, ладно, как скажешь. — Он садится и добавляет тихо, но язвительно: — Лейтенант.

Я сажусь. Выпрямляюсь:

— Что-что?

— Ничего. — В глаза он мне не смотрит.

— Я вам не рассказывал! Ни словом не обмолвился.

— Я в твоем Шуме прочел.

— Неправда! — Я вскакиваю на ноги. Потомушто он врет. Этим вечером я только и думал, что о дневнике моей ма. — Откуда вы знаете?

Он поднимает глаза, но сам ничего не говорит, а его Шум пытается что-то сказать…

И не может.

Я делаю шаг к нему.

В этот миг лязгает замок, и к нам входит мистер Коллинз.

— К тебе посетители, — говорит он мне и вдруг замечает мой разъяренный Шум. — Что стряслось?

— Я никого не жду, — цежу я сквозь зубы, все еще сверля взглядом мэра Леджера.

— Это девчонка, — добавляет мистер Коллинз. — Говорит, ее прислал Дейви.

— Черт! Я же сказал ему.

— Да мне-то что? Девчонка ни с кем не хочет разговаривать, только с тобой. — Он мерзко хихикает. — Хорошенькая, между прочим!

От его тона меня прямо выворачивает.

— Оставьте ее в покое, ясно? Так же нельзя!

— Вопщем, ты тут не слишком задерживайся, а то я за себя не отвечаю. — Он хохочет и закрывает за собой дверь.

Я снова смотрю на мэра Леджера. Шум у меня все такой же взвинченный.

— Я с вами не закончил.

— Да я в твоем Шуме все прочитал, честное слово… — мямлит он, но я уже выбегаю за дверь и запираю ее с обратной стороны.

Топая вниз по лестнице, я думаю о том, как бы увести девчонку подальше от мистера Коллинза, чтобы ей не пришлось терпеть всю эту мерзость. Мой Шум кипит подозрениями и вопросами к мэру Леджеру. Понемногу картина начинает проясняться…

Мистер Коллинз стоит, опершись спиной о стену и скрестив ноги, весь такой расслабленный и улыбчивый. Показывает большим пальцем через плечо.

Я смотрю.

И вижу ее.

[Виола]

— Оставьте нас, — велит Тодд мужчине, который меня впустил. При этом он не сводит с меня взгляда.

— Говорил же, хорошенькая! — усмехается тот и исчезает в смежной комнате.

Тодд стоит и смотрит.

— Ты, — говорит он.

Но ближе не подходит.

— Тодд… — Я делаю шаг навстречу.

Он делает шаг назад.

Я останавливаюсь.

— Кто это? — спрашивает он, глядя на Ли, который изо всех сил корчит из себя настоящего солдата.

— Ли, — отвечаю я. — Друг. Он пришел, чтобы…

— Что ты тут делаешь?

— Я вернулась за тобой… чтобы тебя спасти.

Тодд сглатывает слюну — я вижу, как дергается его горло.

— Виола, — наконец говорит он. И мое имя всюду в его шуме: Виола Виола Виола.