Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?!
— Видишь ли. «Ответ» никогда не был законной организацией. — Она отходит в сторону, к берегу замерзающего озера. — Те, кто воевал со спэклами, не очень-то одобряли наши методы, какими бы эффективными они ни были. — Она оглядывается на меня. — А они действительно были эффективны. Очень. Настолько эффективны, что верхушка «Ответа» со временем вошла в Городской совет, когда Хейвен оправился после войны.
— Поэтому вы думаете, что все получится и на сей раз. Хотя враг гораздо сильнее.
Она кивает и снова трет лоб. Странно, что там до сих пор нет мозоли.
— Хейвен начал новую жизнь, — продолжает она, — а плененные спэклы стали рабочей силой. Но не все люди были довольны новым руководством. Кое-кому тоже хотелось власти. — Ее пробивает дрожь. — Кое-кому из «Ответа».
Она дает мне время сообразить, что это значит.
— Бомбы, — выдавливаю я.
— Именно. Некоторые из наших так увлеклись войной, что продолжали вести ее по привычке.
Она отворачивается — чтобы я не видела ее лица или чтобы не видеть моего укоризненного взгляда?
— Ее звали Трэйс, госпожа Трэйс. — Она словно обращается к озеру и ночному небу. — Умная, сильная, всеми уважаемая… но уж очень неравнодушная к власти. Поэтому никто не захотел видеть ее в Городском совете, включая членов «Ответа», и поэтому она так резко отреагировала на наше решение. — Госпожа Койл поворачивается ко мне. — У нее были сторонники. И она начала вести подрывную деятельность, очень похожую на нашу, за тем исключением, что время было мирное. — Она поднимает глаза на луны. — Ее коронным номером стала «бомба Трэйс», которую с тех пор так и называют. Она оставляла ее в месте скопления солдат под видом обычного свертка. Взрыватель срабатывал на человеческий пульс, но не сразу, а только если бомбу выпустить из рук. Стоило тебе обнаружить ее и выронить или не суметь обезвредить… — Она пожимает плечами. — Бум! — Мы обе смотрим на облако, проплывающее между лунами. — Считай, тебе не повезло…
Она снова берет меня за руку и увлекает к лазарету.
— Словом, войной это было сложно назвать. Так, досадные стычки. А потом, к всеобщему восторгу, госпожу Трэйс смертельно ранило.
Ненадолго наступает тишина, нарушаемая только нашими шагами и Шумом мужчин в морозном воздухе.
— Видимо, не так уж смертельно, — замечаю я.
Госпожа Койл качает головой:
— Я — очень хорошая целительница. — Мы подходим к приподнятому пологу лазарета. — Мы с ней были знакомы с детства, дружили еще в Старом свете. Я не видела другого выхода. — Она потирает руки. — За это меня и вышвырнули из Совета. А ее потом все равно казнили.
Я смотрю на госпожу Койл и пытаюсь понять ее, пытаюсь увидеть в ней что-то хорошее, все сложные и неоднозначные события, сделавшие ее такой, какой я ее знаю.
Мы сами творим свою судьбу. И порой принимаем вынужденные решения. Но все-таки мы делаем это сами.
— Готова? — повторяет госпожа Койл свой вопрос, теперь уже в последний раз.
— Готова.
Мы входим в палатку.
Там меня уже дожидается рюкзак, собранный лично госпожой Койл, — его я погружу на телегу Уилфа и вместе с ним въеду в Нью-Прентисстаун. Он полон еды, самой обыкновенной и безобидной еды. Если все пойдет по плану, это мой пропуск в город — он позволит мне пробраться мимо охраны, а потом и в собор.
Если все пойдет по плану.
А если нет, в тайном кармашке на дне лежит пистолет.
Госпожа Лоусон и госпожа Брэтит тоже в лазарете: они приготовили для меня перевязочные материалы.
И Ли здесь, хотя я не просила его приходить.
Я сажусь на стул лицом к нему.
Он берет меня за руку, стискивает ее, и я чувствую в ладони сложенную в несколько раз записку. В его Шуме — образы того, что должно случиться.
Я аккуратно открываю записку, не показывая целительницам: пусть думают, что это какая-нибудь сентиментальная чушь.
«Не подавай виду, — написано там. — Я решил пойти с тобой. Встречу твою телегу в лесу. Ты хочешь найти свою семью, а я хочу найти свою, и поодиночке мы не справимся».
Я не подаю виду. Складываю записку и смотрю на Ли, едва заметно кивая.
— Удачи, Виола, — говорит госпожа Койл.
Остальные вторят ей, последним желает мне удачи Ли.
Потому что есть только один способ безопасно передвигаться по Нью-Прентисстауну. Единственный способ — если верить полученным от шпионов сведениям.
Единственный способ найти Тодда.
— Готова? — спрашивает Ли, но от него этот вопрос звучит совсем не так, как от госпожи Койл, и я ни капельки не злюсь.
— Готова. — Я протягиваю руку и закатываю рукав. — Только побыстрей, — говорю я, глядя ему в глаза. — Пожалуйста.
— Постараюсь.
Он достает из мешка железную ленту с номером 1391.
[Тодд]
— Он не сказал тебе, чего хочет? — спрашивает Дейви.
— Мы с ним только при тебе разговариваем, не заметил?
— Да брось, ушлепок, вы же в одном здании живете!
Мы едем в министерство Вопросов, заходящее сонце освещает конец нашего рабочего дня. Мы заклеймили двести женщин. В городе работают еще две команды во главе с мистером Морганом и мистером О’Харой, и говорят, что не заклейменных женщин почти не осталось. Правда, раны заживают на людях куда медленней, чем на овцах и спэклах.
Я поднимаю глаза к сумеречному небу, и тут до меня доходит.
— А ты-хо где живешь?!
— Спросил, надо же! — Дейви подстегивает Урагана — Желудя. Тот на несколько секунд переходит на легкий галоп, но потом снова замедляет шаг. — Мы уже пять месяцев вместе работаем.
— Ну, а спрашиваю я сейчас.
Шум Дейви немного жужжит. Он не хочет отвечать, это ясно.
— Можешь не…
— Над конюшней, — говорит Дейви. — В малюсенькой каморке. На полу один матрас… и вечно конским дерьмом воняет.
Мы едем дальше.
— Вперед, — ржет Ангаррад.
— Вперед, — отвечает ей Ураган.
Тодд, думает Ангаррад.
— Ангаррад, — говорю я.
С тех пор как четыре дня назад Дейви принес мне дневник моей ма, мы с ним об этом не разговаривали. Ни словом не перекинулись. Если в его или моем Шуме случайно появляется какая-нибудь мысль о дневнике, мы оба делаем вид, что не обращаем внимания.
Но вапще разговаривать мы стали больше.
Я начинаю гадать, каким бы вырос я, если б моим отцом был мэр. А я — сыном, от которого одни разочарования. Тоже, наверно, спал бы в конюшне.