Он скрещивает руки на груди и прежним непринужденным тоном спрашивает:

— Это оправдание поможет тебе спать спокойно?

Мой Шум вскидывается.

— Ах так?! То-то мэр не слышал на вчерашнем митинге ваших криков? Не очень-то вы возмущались его решением!

Он мрачнеет, а в его Шуме вспыхивает серая ярость.

— И получить пулю в лоб? Или угодить на допрос? Как это поможет женщинам?

— А, так вот что вы делаете! Помогаете!

Мэр Леджер ничего не отвечает, просто молча выглядывает на улицу. Там горит всего несколько фонарей — те, без которых нельзя обойтись. Город РЕВЁТ вопросами о том, когда «Ответ» предпримет решающий шаг, и что это будет, и кто всех спасет.

Мой Шум — рассерженный и красный. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

Я — круг, круг — это я.

Мне плевать, я ничего не чувствую.

— Они начинают снова к нему привыкать, — говорит мэр Леджер, глядя в окно. — Стоило отменить несколько запретов и ограничений, как люди к нему потянулись. Но это — тактическая ошибка.

Я открываю глаза: уж очень он странное выражение выбрал — «тактическая» ошибка?

— Мужчины теперь в ужасе, — продолжает мэр. — Они не знают, чего им ждать. — Он опускает глаза на руку и потирает место, где могла бы быть железная лента. — С политической точки зрения он допустил ошибку.

Я прищуриваюсь.

— А вы-то чего распереживались? — спрашиваю я. — На чьей вы стороне?

Он резко оборачивается, как бутто я его обидел — похоже, так и есть.

— Я на стороне города, — злобно отвечает он. — А ты на чьей, Тодд Хьюитт?

Раздается стук в дверь.

— Спасен звоном обеденного колокольчика, — язвительно цедит мэр Леджер.

— Когда вы последний раз слышали стук в дверь? — замечаю я, поднимаясь на ноги. Достаю ключ и отпираю замок.

На пороге стоит Дейви.

Сначала он ничего не говорит — только глазки тревожно бегают туда-сюда. Решив, что возникла какая-то проблема в общежитии, я вздыхаю и иду к матрасу за вещами. Даже разуться не успел…

— Придется немного подождать, — говорю я. — Ангаррад еще ест. Она не любит, когда ее дергают.

Дейви все молчит, и я удивленно поворачиваюсь к нему. Он заметно нервничает и прячет от меня глаза.

— Ну что?! — вопрошаю я.

Он прикусывает нижнюю губу. В его Шуме ничего не разобрать, кроме стыда, вопросительных знаков и злобы на мэра Леджера, перед которым ему неудобно. А за всем этим кроется какое-то странное чувство, почти раскаяние…

Дейви тут же его прикрывает, а на передний план выступают гнев и стыд.

— Клятый ушлепок, — бормочет он себе под нос и сердито стягивает с плеча лямку. Только тут я замечаю, что у него за спиной болтается сумка. — Клятый… — Но не договаривает, а открывает сумку и что-то оттуда достает. — На, забирай, — чуть не орет Дейви, тыча в меня каким-то предметом.

Дневник моей ма.

Он возвращает мне мамин дневник:

— Бери уже!

Я медленно протягиваю руку, обхватываю корешок пальцами и осторожно тяну на себя, точно это не книжка, а что-то очень хрупкое. Кожа на обложке все такая же мягкая, с порезом посередине, куда вонзился нож Аарона — дневник спас меня от верной смерти. Я глажу его рукой.

Потом поднимаю глаза на Дейви, но он прячет взгляд.

— Пошел я, — говорит он, разворачивается и, торопливо сбежав по винтовой лестнице, уходит в ночь.

[Виола]

Я прячусь за деревом; сердце едва не выпрыгивает из груди.

В руке — пистолет.

Я прислушиваюсь к хрусту веток, звукам шагов, — словом, к любым признакам приближения солдата. Я знаю, что он рядом — слышу его Шум, но он такой плоский и размазанный, что направление толком не определишь.

А идет он за мной. В этом не может быть сомнений.

Шум становится все громче. Я прижимаюсь спиной к дереву и слышу его где-то слева от себя.

Надо точно рассчитать момент, когда выпрыгнуть из-за дерева.

Я поднимаю пистолет.

В Шуме солдата появляются деревья, растущие вокруг меня, и вопросительные знаки: где же я прячусь? Выбор постепенно останавливается на двух деревьях, за одним из которых действительно стою я.

Ох, пусть он выберет второе — в нескольких футах слева.

Наконец я слышу тихие шаги по мягкой лесной земле. Закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на Шуме солдата, походке и точном положении ног.

Какое же дерево он выбрал?

Шаг. Пауза. Еще шаг.

Он делает выбор…

Я тоже…

Выскакиваю из-за дерева, мгновенно приседаю, делаю подножку и сшибаю солдата с ног. Застигнутый врасплох, он падает, целясь в меня из винтовки, но я успеваю прижать дуло ногой к земле, навалиться на него всем своим весом и приставить к подбородку пистолет.

— Молодец, — с улыбкой крякает Ли.

— Очень хорошо. — Из темноты выходит госпожа Брэтит. — А теперь самый ответственный момент, Виола. Что ты сделаешь с врагом, попавшим тебе в руки?

Я смотрю на лицо Ли, который тяжело дышит подо мной, чувствую тепло его тела…

— Ну, что ты сделаешь? — настаивает госпожа Брэтит.

Я опускаю глаза на пистолет:

— То, что должна.

Я сделаю то, что должна, чтобы его спасти.

Чтобы спасти Тодда.

— Ты точно этого хочешь? — в сотый раз спрашивает меня госпожа Койл, когда мы утром выходим из столовой, едва отбившись от Джейн, которая так и норовила споить нам ведро чая.

— Точно.

— У тебя только один шанс, прежде чем мы нанесем удар, Виола. Всего один.

— Однажды он спас меня, — говорю я. — Когда меня поймали, он спас меня — и принес ради этого самую большую жертву, какую только мог.

Госпожа Койл хмурится:

— Люди меняются, Виола.

— Я обязана дать ему этот шанс.

— Хм-м… — протягивает госпожа Койл, по-прежнему сомневаясь.

Но я не оставлю ей выбора.

— Вы только подумайте, сколько полезного он нам расскажет, когда станет членом «Ответа»!

— Да. — Она окидывает взглядом лагерь, обитатели которого готовятся к войне. — Да, ты все время это говоришь.

Хотя я прекрасно знаю Тодда, все остальные давно сочли бы его предателем, если б увидели в новенькой форме, да на коне, да еще рядом с Дейви.