И в самые темные часы ночи, лежа под одеялами, не в силах уснуть…

Я тоже так думаю.

(что он творит?)

(зачем он помогает Дейви?!)

И я изо всех сил пытаюсь выбросить эти мысли из головы.

Потому что я его спасу.

Госпожа Койл мне разрешила. Она позволила мне рискнуть жизнью и отправиться в собор — ночью накануне решающего удара.

Она согласилась, потому что я поставила ультиматум: если она не даст мне спасти Тодда, я больше ни в чем не стану ей помогать — ни с бомбами, ни с решающим ударом, ни с кораблями, которые прилетят уже через восемь недель.

Но мне кажется, что она согласилась совсем по другой причине. Ей не терпится выяснить, что он знает.

Госпожа Койл любит все знать.

— Ты очень храбрая, — говорит она. — Глупая, но храбрая. — И еще раз осматривает меня с ног до головы, лицо у нее при этом непроницаемое.

— Что?

Она качает головой:

— Да так… снова поражаюсь, насколько ты похожа на меня, непокорная девчонка.

— Думаете, я уже готова вести в бой армию? — спрашиваю я чуть ли не с улыбкой.

Она только бросает на меня еще один непроницаемый взгляд и уходит в лагерь — чтобы опять раздавать приказы и готовить людей к последнему удару.

Который мы нанесем завтра.

— Госпожа Койл! — окликаю ее я.

Она оборачивается.

— Спасибо.

Она удивленно морщит лоб, но в конце концов понимающе кивает.

— Готово? — спрашивает сидящий в телеге Ли.

— Готово! — Я завязываю последний узел и закрепляю хомут на месте.

— Ну все, управились! — Уилф стряхивает пыль с ладоней. Мы окидываем взглядом все одиннадцать телег, заваленных лекарствами, перевязочными материалами, оружием и взрывчаткой. Здесь почти все запасы «Ответа».

Одиннадцать телег — не очень-то много против тысячной армии мэра, но это все, что у нас есть.

— И не в таких переделках бывали, — цитирует Уилф госпожу Койл, но по его сухому и плоскому Шуму не поймешь, издевается он или говорит всерьез. — Главное — тахтика. — И улыбается загадочной улыбкой госпожи Койл. Это так смешно и неожиданно, что я прямо покатываюсь со смеху.

А вот Ли — нет.

— Да уж, вечно у нее секреты. — Он проверяет прочность веревки, которой закреплены коробки на телеге.

— Думаю, это как-то связано с ним, — говорю я. — Сначала надо схватить его, а потом, когда его не станет…

— …армия развалится, город восстанет против тирании, и победа будет в наших руках! — насмешливо договаривает за меня Ли и смотрит на Уилфа. — А ты что думаешь?

— Она говорит, этим мы положим всему конец, — пожимает плечами Уилф. — По крайней мере, так она хочет.

Госпожа Койл в самом деле часто это повторяет: достаточно нанести один-единственный удар в нужное время и по нужному месту, чтобы раз и навсегда положить конец конфликту. Если к нам присоединятся хотя бы женщины Нью-Прентисстауна, мы свергнем мэра еще до наступления зимы — до прилета кораблей и до того, как он успеет нас отыскать.

И вдруг Ли говорит:

— Я кое-что знаю… чего мне знать не положено.

Мы с Уилфом удивленно смотрим на него.

— Они с госпожой Брэтит недавно проходили мимо окна кухни, и я случайно услышал… Они обсуждали, откуда мы нанесем завтрашний удар.

— Ли… — начинаю я.

— Ничего не говори! — предостерегает его Уилф.

— С холма к югу от города, — продолжает Ли, широко раскрывая перед нами Шум, чтобы мы точно все услышали. — Того, что с раздвоенной вершиной. Эта дорога ведет прямо к главной площади у собора.

Уилф таращит на него глаза:

— Зря ты это сказал! Если Хильди поймают…

Но Ли только смотрит на меня.

— Если попадешь в беду, — говорит он, — беги к этому холму. Там ты найдешь подмогу.

А в его Шуме читается: Там ты найдешь меня.

— С тяжелым сердцем, полным скорби, предаем мы тебя земле.

Мы по очереди бросаем землю на пустой гроб, где должны были покоиться останки госпожи Форт, но ее разнесла в клочья взорвавшаяся раньше времени бомба, которую она подложила в зерновой амбар.

Солнце постепенно садится, над озером мягко сияют сумерки — ранним утром наше озеро по краям сковало льдом, и за весь день эта ледяная кромка так и не растаяла. Люди начинают расходиться по делам: кто-то упаковывает последние вещи, кто-то получает задания. Все эти мужчины и женщины готовятся стать солдатами и нанести последний, решающий удар по врагу.

Но сейчас они выглядят как самые обычные люди.

Сегодня, как только полностью стемнеет, я уйду из лагеря.

Остальные уйдут завтра на закате, что бы со мной ни случилось.

— Пора, — говорит госпожа Койл.

Она имеет в виду не мое отбытие из лагеря.

А кое-что другое, что необходимо сделать сначала.

— Готова? — спрашивает она.

— Насколько это вообще возможно.

— Помни, это огромный риск, дитя мое. Если тебя поймают…

— Не поймают.

— Но если все-таки поймают, ты знаешь местонахождение лагеря, знаешь, когда мы выдвигаемся, знаешь, что мы войдем в город по восточной дороге — той, что проходит мимо министерства Вопросов. — Она берет меня за руки и заглядывает мне в глаза: — Понимаешь, о чем я говорю?

Я понимаю. Правда. Госпожа Койл нарочно вбивает мне в голову ложные сведения, чтобы под пытками я врала честно — как однажды вышло с океаном.

На ее месте я бы так и сделала.

— Понимаю, — говорю я.

На ледяном ветру госпожа Койл покрепче запахивает плащ. Несколько минут мы с ней молча идем к лазарету.

— Так кого вы спасли? — спрашиваю я.

— Что? — Она растерянно оглядывается.

Мы останавливаемся. Я, если честно, только рада немного потянуть время.

— Ну, тогда, много лет назад, — поясняю я. — Коринн сказала, что вас выгнали из Совета за спасение чьей-то жизни. Кого вы спасли?

Она бросает на меня задумчивый взгляд и потирает лоб.

— Я могу и не вернуться, — говорю я. — Если мы больше никогда не увидимся, умирая, я предпочла бы знать о вас хоть что-то хорошее, а не считать просто занозой в заднице.

Госпожа Койл почти улыбается, но тут же берет себя в руки, и в глазах ее снова вспыхивает тревога.

— Кого я спасла? — повторяет она и делает глубокий вздох. — Врага государства.