с моим приходом, однако ни на секунду не терял контроль. Его сила продолжала холодно держаться в стороне, угрожающе напоминая, что может убить меня в любой момент. Однако сейчас старик просто хотел выговориться перед хоть кем-то разумным. Ведь пусть он и очень сильный менталист, но фундаментальные человеческие потребности всё ещё ему присущи.

— … Ещё один из моих давних друзей, обладавший настоящим Даром, когда-то предсказал, что магия медленно уйдёт из нашего мира, не оставив ничего после себя. Лишь сказки сохранят память о том, что когда-то существовали великие архимаги и верховные чародеи, способные менять мир одной мыслью. Гор был столь убедительной падлой, что тогда я, и ещё семь наших близких знакомых, с которым мы ни один десяток битв прошли, дали великую клятву… «До самого конца стараться развивать магию и сделать всё в наших силах, чтобы Те-кемет смог избежать судьбы медленного падения, когда на место великих чародеев придут слабосилки, думающие не об Искусстве, а только об власти и презренном металле», — начав практически плеваться от гнева, произнёс чародей.

Во время разговора он скрючился, сжав серые руки с длинными пальцами, аж побелевшие от напряжения и практически вонзившие нестриженные ногти в старый деревянный стул. Сам же старик сжал зубы, а его глаза заволокла настоящая тьма. Всё помещение слегка задрожало, когда старик пытался сдирать свой ядерный гнев

— Мы могли крошить горы силой мысли, но вести тонкую политику с кучкой старых шакалов? Мы были группой настоящих боевых магов, однако не каких-то интриганов или подлецов, готовых проливать кровь наших братьев по гильдии ради власти. Думали, сможем управиться с помощью одних слов и воззваний к богам… Ага, как же, Сетх их побери, — хмуро хмыкнул старик. — Плевали они на наших богов, на нас самих и на наши могилы. Полудурки воспользовались нашей честью, и ударили в спину, обрушив гнев сотни шакалов и ещё кучи приглашённых «друзей» из заграницы. Нас было в десять раз меньше, но мы успели забрать добрую треть этих шакалов… Ценой почти всех наших. Лишь я чудом выжил, когда наш лидер прикрыл меня своим телом. Чтоб Апоп драл его в первородном Хаосе…

Речь старика наконец-то окончилась, так как Барути вновь успокоился и, кажется, только сильнее закрылся в себе. Было очевидно, что он рассказал далеко не всё, так как не собирался рассказывать каждую деталь какому-то незнакомцу, и потому выговорился, сообщив лишь самые основы. Но даже их мне хватит.

«Я искренне надеюсь, что в этот раз твои игры в слова принесут успех. Потому что мне жаль видеть таких великих людей в подобном состоянии. Словно бы великий и могучий памятник силе со временем покрылся трещинами и практически разрушился под собственным весом.»

«Старость есть самая неожиданная из всех вещей, которые случаются с человеком.»

— В таком случае картина действительно печальная… Печально то, что вы уже сдались. Почему-то думал, что человек вроде вас не сдаться и продолжит сражаться за своих павших товарищей и их цель до самого конца, — произнёс я, убрав руки за спину и оглядел чародея с ног до головы.

Тот несколько раз удивлённо моргнул, после чего повернул голову, удивлённо на меня посмотрев. В его глазах закипала настоящая ярость.

— Отрыжка Некерт, неужели ты действительно думаешь, раз я стар, то теперь не угроза? Знаешь, мои руки по локоть в крови от всех идиотов, погибших в дуэлях и ритуальных схватках со мной. А потому не смей оскорблять меня и моих падших соратников, если ничего не знаешь!..

Так, отлично, к старику вернулись былые эмоции, и теперь с ним можно нормально разговаривать. После нажатия на больное место, шок пропал и он меня как раз собрался поучать. А значит можно перейти к следующей части плана. Критической частью которого является моя честность и искреннее желание помочь. Только чувствуя их, он не убил меня моментально:

— Прошу простить меня, кажется, я не так выразился. Мне действительно жаль вас и ваших товарищей, ибо я полностью разделяю мнения вашей группы насчёт магии. У нас в Шумере используется подобный метод, и никто кроме жадных до богатой жизни слабосилков не высказывал против неё ничего. И, как раз осознавая это, я и хочу помочь вам. Помочь отомстить всем, кто разрушил вашу мечту, и, потенциально, даже попытаться воплотить её в жизнь. В моих интересах дать вам второй шанс построить то, за что умерли ваши боевые братья.

«Месть всегда была большим стимулом.»

Старик ничего мне не ответил, лишь сильнее нахмурившись, однако я чувствовал его удивление и даже крохотную искорку интереса.

— Вы являетесь невероятным мастером разума, отчего должны понимать, что каждое моё слово правдиво, и у меня нет и тени мысли вас обманывать. Лишь одно взаимовыгодное соглашение, где вы помогаете мне, а я вам. Пусть не сейчас, и даже не в ближайшие десять лет, но я клянусь помочь вам отомстить и изменить положение в Те-кемет, если вы дадите самую капельку собственной силы и мудрости. Плюс подсобите в новом деле, которое только продлит ваш век на этой земле… В некотором роде. По крайней мере, гарантирую, что у вас вновь получится ощутить все прелести молодости.

Барути в очередной раз поднял бровь, однако я видел нужный мне огонь в его глазах. Старик был далеко от своего пика, а потому не мог устроить самоубийственную миссию, чтобы хотя бы забрать с собой Верховного жреца, но теперь у него появилась новая возможность всё исправить.

Избавиться от проблем старческого тела, в некотором роде вернуть силу, и, самое главное, провести остаток дней не погружаясь в вечное уныние. Старые воины особенно не любят подобное.

И всё, что ему для этого требовалось, было элементарно простым делом, на которое способно любое живое существо. Ему всего лишь нужно было умереть.

Глава 31

Отжигай, пока не останется ничего, способного гореть

Гор-тутмос напряжённо стучал пальцем по своему трону, смотря на меня с настоящим интересом. Без шока или напряжения, но словно бы при этом признавая меня кем-то достойным и даже опасным. Тхометру же уже даже не удивлялся моим странностям.

Я же стоял перед ними максимально спокойным, не показывая и тени волнений. Вся кожа, правда, немного чесалась, так как она недавно резко сменила оттенок, став ещё более пурпурной и даже несколько грубой, начав почти