— Что ж, твоё право. Я не настаиваю…

— А вот и я, — входя в комнату с подносом в руках, сказал Ютиш.

Его глаза светились каким-то лихорадочным блеском. Он поставил на стол поднос с красивым графином и тремя бокалами сока.

— Гранатовый, пробуйте, — предложил Ютиш.

Виктор с недоверием посмотрел на напиток. Видимо, он не совсем доверял Ютишу. У меня же никаких сомнений не возникло.

Напиток был вкусный, освежающий. Ютиш тоже пил и нахваливал:

— Я сам придумал его состав. Кроме гранатового сока я добавляю настои некоторых трав. Получается неплохо. Тебе нравится, Николай?

— Да, очень приятно пьётся. Попробуй, Виктор, — предложил ему уже я.

Он же пригубил, но пить не стал. И тут я вспомнил, о чём меня просила Ольга.

— Виктор, Ольга просила, чтобы ты не задерживался долго, она тебя ждёт.

— Ютиш, я думаю, вам с Николаем будет о чём поговорить, а я пойду домой. Мне не хочется ссориться с Ольгой, я обещал ей не задерживаться.

— Хочешь — иди. Я никого не удерживаю. Заходи, как будет ещё настроение поспорить.

— Хорошо, я зайду. Николай, а ты ещё зайдёшь к нам? — спросил Виктор.

— Не буду обещать. Может быть и приду.

— Тогда до встречи.

— До встречи, Виктор!

Он вышел. Ютиш, глядя ему вслед сказал с иронией:

— Он хоть и приходит ко мне, но не верит полностью в искренность моих отношений к людям. Всё ждёт, подвоха. А это не по мне. Вот и сейчас воспользовался предлогом уйти, лишь бы не пить напитка: а вдруг там что-нибудь подмешано… Глупо, но мне иногда не по себе. Я же ведь человек…

— Ютиш, почему к тебе так относятся?

— Не знаю… Хотя это не совсем так… В силу обстоятельств я вынужден был войти в этот город в виде бродяги, в образе, вызывающем у окружающих смех. Так я должен был ходить по городу ровно три недели, чтобы почти каждый житель видел и знал меня. И только по истечении этих трёх недель я мог начать строить дом в месте, которое выберу сам… После скитаний по городу, я знал, что не смогу жить ни в одном районе города, поэтому и решил построить дом здесь, на трудно доступной террасе. Надо мной смеялись, когда я таскал сюда землю и облагораживал каменистую почву террасы. Да мне то что? Пусть смеются… Я построил дом сам, без чьей-либо помощи. Всё, что ты видишь здесь, всё это сделано вот этими руками, — и Ютиш потряс массивными мозолистыми руками.

Он молчал, а я не решался заговорить, потому что видел: Ютиш взволнован, он настроен выговориться за многие годы, может быть впервые, а мой любой неосторожный вопрос мог его сбить…

А Ютиш продолжал:

— Я всё сделал сам. Мне это не сложно… У меня богатый опыт жизни и достаточно знаний… Меня с начало забавляло, что меня зовут чудаком и рассказывают обо мне всякие небылицы, потом это стало приедаться и раздражать. Со временем во мне вырастала ненависть ко всем. Я озлобился против всех, кто входил со мной в какой-либо контакт, и я перестал общаться со всеми, кого знал. Я долгие годы жил один, как отшельник… Всё необходимое для жизни я мог производить сам, поэтому не особо пострадал от того, что был лишён возможности ходить на рынок. Общения с людьми я лишил себя сам … Так оно и произошло, как я не раз видел во сне…

Ютиш говорил медленно, словно рассуждал сам с собой. Казалось, он забыл о моём существовании. Но вот, после очередной паузы он продолжил:

— Часто я видел сон: иду по теряющейся в траве тропинке, меня мучает жажда. И вот я слышу журчание ручья или небольшой речушки. Я иду на шум и выхожу к мелкой и широкой речке. Вода чистая, прозрачная… Наклоняюсь, зачерпываю в ладони и жадно пью… Вдруг моё внимание привлекают непонятные звуки: показалось, что кто-то всхлипывает, и я не ошибся. Оглянувшись, вижу на другой стороне речушки на крупном камне хрупкую девочку лет пяти-шести. Я подхожу к ней и спрашиваю: «Малышка, почему ты здесь одна и почему плачешь?» Она поднимает ко мне заплаканное личико и жалобно просит: «Возьми меня, дедушка. Мне очень страшно…» Я протягиваю к ней руки и… каждый раз просыпаюсь на этом месте…

Он снова долго молчал и после молчания вновь продолжил рассказ:

— Всё в точности, как во сне, было и в жизни, вот уже более года назад… Я протянул к малышке руки и почувствовал на грубых руках лёгкие нежные пальчики девочки. Она не отшатнулась от меня, а тянулась ко мне… В её виде было столько трогательного, что я не выдержал. Да, я плакал, держа её на руках и шагая к дому. А бедное дитя прильнуло ко мне и уснуло, пока мы шли к дому. Конечно, я не мог её оставить… Я взял её к себе. Какое-то время она никуда не выходила далее дома и сада. Я научил её читать и писать. Она много не умела… а мне было в радость видеть её успехи. Малышка сообразительна… Я не мог держать её взаперти. Ей надо было учиться в школе, куда я её и устроил… Она зовёт меня так ласково: «Дедушка». Моя маленькая и прекрасная Леонора, она сейчас в школе и скоро должна вернуться домой. Знаешь, Николай, — обратился ко мне Ютиш, — ты очень терпеливый человек. Моё общество никто не выносит. Только вот Леонора меня любит, да Виктор не чурается, хоть и не верит мне.

— Ютиш, ты очень интересная личность, с тобой легко и интересно…

— Ты так говоришь, — прервал он меня, — потому что сам одинок. Хоть и пришло к тебе прозрение после тьмы, твоё одиночество не ушло. Оно лишь приняло иную форму: стремление соединиться со всем миром; оно в ощущении некоего единства со всем живым. А когда ты стремишься быть со всеми, хочешь ты того или нет, ты всё равно один, потому что быть сразу со всеми невозможно для человека. Это постижимо для Бога! Он — Дух и он Вездесущ. Он в каждой былинке… А человек был, есть и будет оставаться частичкой в огромном круговороте Вселенной. Вот так-то, мил человек.

— Ютиш, почему ты вынужден жить здесь и в таком обличии? Я не хочу тебя обидеть, но твоя история заинтересовала меня.

— Ты не единственный, кто проявляет ко мне подобный интерес. Но делают это чаще всего из праздного любопытства