как культура эскимосов – относительно устойчивая и изолированная географически – то наш интерес остается сугубо научным. Но нашей цивилизации приходится иметь дело с культурными нормами, которые увядают прямо у нас на глазах, а также и теми, что пока лишь мелькают на горизонте. Нам должно хватать воли принимать меняющееся представление о норме, даже если под вопрос ставится тот идеал нравственности, которому нас учили с детства. Мы ущербны в решении нравственных вопросов, если держимся за абсолютное и незыблемое представление о нравственности, и в равной степени мы ущербны в изучении человеческого общества, когда отождествляем местную норму с неизбежными потребностями существования.

Ни одно общество пока еще не пыталось осознанно управлять процессом возникновения новых норм грядущих поколений. Возможность и революционную важность такого рода социальной инженерии отмечал Дьюи. Но некоторые традиционные установки, очевидно, заставят нас думать о слишком высокой цене, которая выразится в душевных метаниях и страданиях. При этом, увидев, что то есть лишь установки, а не категорические императивы, мы могли бы со всей рассудительностью приспособить их к стоящим перед нами целям. Мы же высмеиваем наших Кихотов, нелепых хранителей отжившей традиции, а на свое смотрим как на нечто окончательное, предписанное самой природой вещей.

Меж тем, когда речь заходит о сходных психопатологиях и страдающих от них людей, терапия как правило неверно понимает суть проблемы. Их отчужденность от мира можно лечить более тонко, чем просто втолковывая, что принятый ими взгляд нам мир инороден по своему существу. Есть еще два пути. Индивид пытается глубже понять свое мироощущение, свои интересы и учится с большим хладнокровием осознавать их отличие от «нормы». Осознав, что его душевные страдания во многом связаны с отсутствием соответствующих форм поддержки в этосе данной традиции, он постепенно начнет принимать свою инаковость. И эмоционально неуравновешенный человек, страдающий маниакальной депрессией, и затворившийся от мира шизофреник добавляют новые грани бытия, непонятные людям иного склада. Пусть и лишенный коллективной поддержки, но храбро принимающий свои добродетели и пороки индивид в силах избрать целесообразный курс поведения так, чтобы не прятаться в робко созданном по своему нраву мирке. Постепенно он вырабатывает более независимое и менее болезненное отношение к своему отклонению, и на основе такого отношения он уже может выстраивать полноценную жизнь.

Второй путь – более терпимое отношение всех членов общества к непохожим на других будет расти параллельно с самосознанием индивида. И тут возможности безграничны. Традиция может быть такой же невротичной как человек: бытующий внутри нее страх отклониться от того, что считается нормой, сродни аналогичному страху психопата. И страх этот не зависит от размышления о границах, внутри которых следует оставаться для общественного блага. От культуры к культуре отдельному индивиду позволено больше или меньше, и в первых нет проблем с какими-то отклонениями. Возможно, общества будущего будут включать подобную терпимость и даже поощрение индивидуальных различий.

В Америке пока тенденции обратные, и разглядеть иное будущее кажется трудной задачей. Возьмите среднестатистический американский городок N. Вы увидите неизбывный страх перед тем, чтобы как-то выделяться на фоне соседей. Людей эксцентричных сторонятся больше, чем дармоедов. Жертвуют все, лишь бы ни один из членов семьи не стал демонстрировать какой-либо нонконформизм. Дети в школе все хотят носить одну и ту же одежду, посещать одни и те же кружки, ездить на автомобилях одних и тех же марок. Воистину, страх быть другим движет жизнью города N.

Результатом же такого мироощущения становятся всякого рода психопатологии, и душевных больных в наших лечебницах меньше не становится. В обществе с другими социальными нормами иной будет и «картина по больнице». Так или иначе, не вызывает сомнений тот факт, что наиболее действенным методом работы с бременем психопатологии у нас в Америке могло бы стать воспитание в людях терпимости и уважения к себе, столь чуждых пока обычному жителю города N.

Конечно, не всегда психопат – это именно тот, кто ведет себя не так, как принято. Есть большая группа людей, которые сначала страдают от того, что не способны соответствовать ожиданиям, а затем мучаются от чувства собственной негодности. Конечно, в обществе, в котором пестуют волю к власти, человек иного склада и мировоззрения ощущает свою неполноценность. В нашем обществе слишком многие страдают от комплекса неполноценности. И достаточно зачастую даже не конкретного провала или неудачи, а одной мысли о том, что «я на это не способен». При этом некоторые обусловленные культурой чаяния изначально доступны многим, а другие – лишь избранным, и, если именно вторые становятся предметом общего устремления, то градус самоуничижения в обществе возрастает.

Так, общество, ставящее перед своими членами заведомо трудновыполнимые цели, плодит душевно больных. Впрочем, здесь мы рискуем преувеличить масштабы проблемы. Поскольку возможности толерантного отношения и признания индивидуальных различий на практике изучены мало, пессимизм наш преждевременен. Более значимую роль играют другие, также уже указанные нами факторы, и с их воздействием вполне можно справиться без серьезных потерь.

Мы говорили об индивидах с точки зрения их способности нормально функционировать внутри общества. Именно это клиницисты и называют «нормой». Говорят также об определенных симптомах, и нормальным считается тот, кто не выбивается из статистического среднего диапазона. Чаще всего такую норму, а с ней и понимание того, что будет считаться отклонением, мы получаем «в лаборатории».

В рамках отдельно взятой культуры такого рода процедура вполне плодотворна. Мы получаем клиническую картину целого общества и понимание того, что есть нормальное с общественной точки зрения поведение. Но другое дело – эти данные абсолютизировать. Мы уже убедились, что понятие нормы крайне сильно разнится от культуры к культуре. Так, зуни и квакиутль почти ни в чем не схожи. То, что происходит в одном племени, представители другого посчитают чистейшим безумием. Безразличный к власти и стяжанию зуни среди квакиутль прослывет простаком. Для выделения отклонений и аберраций попросту нет общего знаменателя. В отдельно взятом обществе могут усиливаться истероидные, эпилептоидные или параноидальные черты.

Все это важно для психиатрии, поскольку мы видим, что в каждой культуре есть свои «ненормальные». И представители этой группы ведут себя вопреки нормам данной культуры. При этом общество поддерживает данную группу в их «ненормальности». У них как бы есть бессрочное официальное разрешение на то, чтобы быть такими. Именно поэтому нашим психиатрам только и остается, что разводить руками. Чем-то странным и нездоровым поведение может показаться с точки зрения другого поколения или другой культуры.

Пуританские богословы Новой Англии XVIII столетия были последними из жителей колоний, кто с современной точки зрения мог бы считаться психопатами. Немногим привилегированным группам в какой-либо культуре была позволена такая полная диктатура над разумом и чувствами. Они были гласом Божьим. Однако