сибирского обычая встречи с духами они, по их собственному утверждению, чувствуют себя отдохнувшими и готовыми немедленно приступить к такому же обряду. Припадки считаются неотъемлемой частью любого шаманского действа.

Еще давно Кэнон Кэллауэй, записав слова одного старого зулуса из Южной Африки, дал подробное описание невротического состояния шамана и того внимания, которое уделяет ему общество:

Состояние человека, который собирается стать прорицателем, таково: сначала он кажется крепким, но со временем начинает хилеть, не имея при этом никакой настоящей болезни, и все же начинает хилеть. Как и всегда, он избегает определенных видов пищи, выбирая то, что ему нравится, и того есть понемногу. Он постоянно жалуется на боли в разных частях тела. Он рассказывает, что ему приснилось, будто его уносит река. Ему снится много вещей, и тело его делается мутным [как река], и он становится домом снов. Ему постоянно снится множество снов, и, проснувшись, он говорит своим друзьям: «Сегодня мое тело мутно; мне приснилось, что многие люди убивали меня, и я убежал, не знаю как. Проснувшись, я почувствовал, что одна часть моего тела отличается от других; она больше не была похожа на все остальные». Наконец этот человек серьезно заболевает, и они отправляются к прорицателям, чтобы узнать причину.

Прорицатели не сразу видят, что голова его скоро станет мягкой [так говорят о связанной с шаманизмом чувствительности]. Им трудно увидеть правду; они постоянно говорят глупости и делают ложные заявления, пока весь скот человека не будет съеден по их приказу, говоря, что дух его народа требует скота, чтобы он мог есть пищу. В конце концов, все имущество человека оказывается истрачено, а он все еще болен, и они уже не знают, что делать, потому что у него больше нет скота, а все необходимое дают ему друзья.

В конце концов приходит другой прорицатель и говорит, что все остальные ошибаются. Он говорит: «Он одержим духами. Ничего другого нет. Они вселились в него, разделенные на две стороны; одни говорят: “Нет, мы не хотим, чтобы наш ребенок пострадал. Мы не хотим этого”. Вот почему он не выздоравливает. Если вы преградите путь духам, вы убьете его. Ибо он не будет прорицателем, и никогда больше не будет человеком».

Так человек может болеть два года, не поправляясь, а может и дольше. Его держат все время в доме. Так продолжается до тех пор, пока у него не выпадут волосы. Его кожа сухая и шелушится – он не любит мазать свое тело. Чтобы показать, что он собирается стать прорицателем, он снова и снова зевает и постоянно чихает. Это также видно по тому, что он очень любит нюхать табак: он не позволяет, чтобы между приемами прошло слишком много времени. И люди начинают осознавать, что все хорошее ему уже было дано.

После этого он заболевает. У него бывают судороги; когда на него выливают воду, они на время прекращаются. По привычке он плачет, сначала тихонько, потом, наконец, начинает рыдать, и пока люди спят, слышатся его всхлипывания. Он будит людей своим пением; он сочинил песню, и мужчины и женщины просыпаются и идут петь вместе с ним. Вся деревня не спит; ибо человек, который становится прорицателем, доставляет много хлопот тем, что не спит; его мозг постоянно работает. Его сон отрывочен, он просыпается и поет множество песен; и люди, живущие поблизости, покидают свои жилища ночью, когда слышат его громкое пение, и идут петь в унисон с ним. Бывает, он поет до утра, и никто не спит. И тогда он прыгает по дому, как лягушка; и дом становится слишком тесен для него, и он выходит на улицу, прыгая и напевая, и дрожа, как тростник в воде, и обливается потом.

При таком положении вещей они ждут, что он в любой момент может умереть. От него уже остались одна кожа да кости, и они думают, что когда на следующий день взойдет солнце, его уже не будет в живых. В это время едят много скота, потому что люди пытаются способствовать тому, чтобы он стал прорицателем. В конце концов [во сне] ему является древний дух предков. Этот дух говорит ему: «Иди к такому-то и такому-то, и он смешает для тебя лекарство для вызывания рвоты [его употребление является частью посвящения в шаманы], чтобы ты стал прорицателем». Затем он несколько дней ведет себя тихо и отправляется к прорицателю, чтобы тот смешал для него лекарство. Возвращается он совсем другим человеком, очистившись и став прорицателем.

Отныне на протяжении всей жизни, когда в него вселяются его духи, он предсказывает события и находит потерянные вещи.

Очевидно, что ценными и общественно допустимыми типами личности в культуре могут стать даже личности крайне неустойчивые. Если в данной культуре их особенности станут рассматривать как наиболее почетные варианты человеческого поведения, то такие люди окажутся на высоте и будут выполнять свои общественные роли, при этом они не станут обращаться к обычным для нас представлениям о том, какие типы могут приспосабливаться к жизни в обществе, а какие нет. В любом обществе те, кто не соответствует общественным ролям, не обязательно «ненормальны» – вполне может случиться так, что их поведение не получило поддержки в общественных институтах их культуры. Слабость таких «ненормальных» в значительной степени обманчива. Она проистекает не из того, что им не хватает необходимой силы, а из того, что они являются личностями, врожденные реакции которых не находят подтверждения в обществе. Они, по выражению Сепира, «отчуждены от мира, который для них немыслим».

В европейской литературе человек, оставшийся без поддержки нормы времени, обычаев его земли, обдуваемый ветрами осмеяния, это конечно же, Дон Кихот. Сервантес дал нам иной взгляд на традицию, тогда еще умозрительно почитаемую, но не успевающую за происходящими переменами, и классический образчик романтического рыцарства превращается в простака. Мельницы, с которыми он боролся, в уже уходящем мире были грозным врагом, но направлять копье на то, что вокруг уже никто не считает чем-то серьезным, значит буйствовать в своих грезах. Дульсинею он любил в лучших традициях рыцарства, но в моде была уже иная форма любви, и потому даже страсть его была сочтена безумием.

Те миры первобытных культур, которые мы рассматривали, разделены между собой тысячами километров, а в нашей западной историографии рассматриваются как последовательные этапы. Главные вопросы остаются те же, но важность понимания явления намного больше в современном мире, в котором от следования конфигурация друг за другом нам никуда не деться. Если речь идет о культуре, составляющий отдельный мир,