Денщик Васька сунулся было в приоткрытую дверь, спросил, не надобно ли чего господину капитану. Может, чаю подать? На спрос получил устрашающее:

– Сгинь, божья коровка!.. Ныне еще раз отпишу бургомистру, что команда нужна мне не для охранения их лавок от разбоя, а для постоянного оберегания города вместе с воинской командой. Не дадут людишек – отпишу по начальству. А его, бургомистровы, злодеяния старательно положу на бумагу. Срок придет – и ему батогами воздастся!

– Скверно как выходит, – посетовал удрученный Илья Кутузов. – Отобрали у города войско, а мы теперь сиди, как раки на мели. Да нас же и ответчиками поставят пред матушкой государыней, случись какая разруха от бунтовщических отрядов.

– А кому ж в ответчиках быть? Мы и будем! – подтвердил Иван Кондратьевич и угрюмо добавил: – Ежели разбойники прежде того нас не повесят или еще какие казни египетские нам умыслят… Сказывали мне здешние ученые мужи, средь них и господин Рычков, что разинские воры самарского воеводу Алфимова в воду посадили… То-то нашим женкам да невестам в радость будет узнать о такой же нашей горькой кончине…

Илья Кутузов побледнел, пальцами вцепился в угол столешницы: свыкся уже было с мыслью, что доведись быть сражению, так без робости впереди своих солдат выйдет в поле встречь разбойникам. И либо победит, либо убит от них будет.

«А что ж тогда с Анфисой Ивановной и ее матушкой станется? Среди мятежного мужичья, без защиты и без оберегателей?»

Иван Кондратьевич кинул взгляд на подпоручика и понял, что творится у него на душе. Укорил себя: «Надо же было старому дуралею такое при нем брякнуть! Смутил до бледности. Эх, дети, дети… О себе ли, о своей чести теперь мне озаботиться? А может, о вас подумать? О вашей жизни, о внуках моих, на свет еще не родившихся?»

– Не кручинься, голубчик Илья, – по-домашнему проговорил Иван Кондратьевич, не глядя подпоручику в глаза, потрепал его по плечу. – Господь не выдаст, свинья не съест… И нам голова дадена не едино только кивера носить, но и думать. Садись к столу, вместе сочиним послание злоехидному бургомистру. Позрим, какую новую нитку из себя вытянет наш мизгирь[12] – бургомистр? Сказывают, ежели мизгиря убьешь – сорок грехов с себя сбудешь… Да немочно нам того сделать. – Иван Кондратьевич криво усмехнулся, сел к столу и пригласил сесть рядом Илью Кутузова.

Прошел день, два, три, но из Самарского магистрата на свою вторичную промеморию капитан Балахонцев так и не дождался обнадеживающего ответа. Зато пришли вести, куда более тревожные и безрадостные…

3

– Ваше благородие! – В комендантскую канцелярию влетел денщик Васька и замер, не смея говорить далее без разрешения капитана Балахонцева, который что-то торопливо писал за просторным столом. Иван Кондратьевич недовольно поднял голову – денщик молча жевал губами, с трудом сдерживая рвущиеся из горла какие-то страшные слова…

– Ну что ты мычишь, будто с самого утра кашу не прожевал? Сказывай, какие страхи тебя сюда втолкнули?

– Там, по льду, от Рождествена толпа превеликая прет к городу! – выпалил денщик и замолчал, уставясь на коменданта. Капитан Балахонцев вскочил с лавки, схватил шпагу – висела вместе с портупеей на стене.

– Бунтовщики, калмыки? – было первое, что мог подумать Иван Кондратьевич, если враг идет к городу со стороны правого берега Волги. – Конные?

Денщик Васька неопределенно развел руками, выпалил:

– Подпоручик Кутузов послал меня, сам в казарму побежал! Солдат выводить к берегу…

Иван Кондратьевич собрался в одну минуту – по городским улицам и переулкам, строя на бегу всевозможные догадки, к Большому питейному дому против перевоза через Волгу бежали взволнованные самарцы, кое-кто имел при себе захваченное из дома оружие.

По льду в окружении редких конных охранников шла длинная вереница людей, а от рождественского берега вслед за ними отъехали десятки саней с людьми и поклажей. Вот от верховых стражников отделился сначал один, а вслед за ним еще один всадник, и так, вдвоем, скользя по льду, стали приближаться к Самаре.

– Боже мой! Неужто я схожу с ума? – Капитан Балахонцев, выстроив по берегу редкую цепь солдат и казаков, готовый к отражению неприятеля, обратился к подпоручику Кутузову: – Я глазам своим не верю – посмотри, голубчик, кого это ведут…

– Ведут, господин капитан, поселенцев да колодников, коих вы отправили в Симбирск, а тамошний комендант услал было их до губернского города Казани.

– Да они что там, в Казани, с ума все рехнулись? – Капитан Балахонцев узнал в двух приближающихся всадниках своего сержанта Мукина и знакомого ему из симбирского гарнизона капитана Авдеева. Не стал ждать их среди обступившей берег толпы самарцев, поспешно уехал в канцелярию. С ним ушел и подпоручик Кутузов, а прапорщик Панов с казаками был оставлен следить за порядком в городе, пока сержант Мукин будет водворять поселенцев на прежнее место жительства – в одну из пустующих казарм в земляной крепости.

– Желаю здравствовать, господин капитан! – Капитан Авдеев у порога отряхнул от снега треуголку и приветствовал капитана Балахонцева крепким рукопожатием. По приглашению коменданта сел на лавку. – По лицу вашему вижу, не рады нежданному визиту. – Гость пытался было шутить, но скоро понял, что самарскому коменданту не до шуток: Иван Кондратьевич нервно вышагивал по комнате, громко пристукивая каблуками.

– Понять не могу – ведь было предписано мне из Симбирской провинциальной канцелярии, ради недопущения измены от поселенцев и колодников, отправить таковых в Симбирск под конвоем. А вы, господин капитан, мне их сюда доставили… Зачем? Со дня на день – уведомлен уже, что Бузулукская крепость в руках злодеев! – жду их приступа к Самаре. За город весьма опасаюсь, а вы мне, можно сказать, змею за пазуху сунули – возможных изменщиков и воров сюда воротили. Мне на стены некого ставить, а ведь такую толпу надобно под стражей немалой содержать!

– Весьма сочувствую вам и тако же огорчен, господин комендант, происшедшим. – Капитан Авдеев развел руками. – Но я исполнял предписание симбирского коменданта премиер-маиора Вальцова. Насколько уведомлен я, получив сообщение, что поселенцы вами отправлены в Симбирск, он рапортом дал знать господину губернатору о том, что препроводит поселенцев от Симбирска до Казани. От генерал-аншефа на ваше, господин капитан, имя получен ордер. Я вручаю его вам и при сем имею честь кланяться, весьма спешу в Симбирск.

– А что мне делать с теми посельщиками? – Капитан Балахонцев в недоумении вертел в руках полученный от казанского губернатора пакет. – Конвоировать их в Сибирь нет резона. Уже слышно, что и вокруг Бугуруслана объявились воровские партии калмыков и мятежных башкирцев. Уже и вокруг корпуса генерала Фреймана в Бугульме усиленные воровские партии промышляют… Вона как широко оренбургский пожар раздулся ветром… Ума не приложу, как Самару уберечь.

Капитан Авдеев посочувствовал самарскому коменданту, выразил надежду, что, быть может, в губернаторском ордере есть разъяснение, каковы должны быть дальнейшие действия коменданта с теми поселенцами и колодниками.