Отбиваясь от напора клеветы, Иван и сам допустил промах. Историю со своим «письмом в защиту Скоблина», которое он написал, поддавшись на уговоры генерала Абрамова, Солоневич переживал болезненно. Он оказался «защитником чести» агента НКВД! То же самое в отношении Плевицкой. Французская полиция арестовала её за соучастие в похищении Миллера, а он, Солоневич, старался доказать, что певица не имеет к делу никакого отношения.

Через день после объявления об аресте Плевицкой Тамара подошла к столику с патефоном и, присев, стала выбирать из общей стопки пластинки с песнями в её исполнении.

— Что ты собираешься с ними делать? — спросил Иван.

— Разобью и выброшу, — сказала Тамара.

— Стоит ли? — возразил он. — Плевицкая в тюрьме и вряд ли скоро выйдет. Французы примерно накажут её, чтобы другим было неповадно совершать преступления на их территории. Скоблин где-то скрывается, но слишком много знает, а потому опасен для своих хозяев. Я и ломаной полушки за его жизнь не дам. Но при чём здесь русские песни? В чём виноват её голос? Лучше Плевицкой сейчас в эмиграции певицы нет, так что пусть поёт в нашем тесном кругу.

Он завёл патефон, и, выбрав наугад одну из пластинок, аккуратно опустил иглу. «Замело тебя снегом, Россия», — запел чарующий голос…

Года через два после скоблинской истории в статье «Пути, ошибки, итоги» Иван вернулся к этой неприятной для него теме. Он напомнил гельсингфорсские эпизоды, когда только что прибывшие в Финляндию беглецы из Советской России попали «в объятья» «неофициального» представителя РОВСа «некого офицера Корниловского полка», а через него «влезли в Скоблина». В статье Иван по понятным соображениям не стал называть имя Бастамова, но подчеркнул, что именно через него Борис передал в РОВС (то есть Скоблину) «кое-какие сведения разведывательного характера». РОВС требовал явок в России, и по этому вопросу братья никак не могли договориться. Сомнений в надёжности представителя Союза ещё не было, но Солоневичи беспокоились за судьбу тех в Совдепии, кого они могли подвергнуть опасности.

«Ругались мы сильно и долго, — признался Иван. — Был найден так называемый гнилой компромисс. Борис сообщил два весьма второстепенных адреса: один — своей квартирной хозяйки в Орле, другой — своего приятеля-офицера. Этих людей нынче нужно считать погибшими, так что никакого тут секрета нет. Я всё-таки помнил свои одесские опыты и ни одного адреса не дал ни раньше — из Гельсингфорса, ни позже — из Софии».

Пытаясь решить для себя и для других: имеет ли активная часть эмиграции реальную возможность работы «на Россию», Солоневич сделал категорический вывод: по линии РОВСа этого делать нельзя! Скоблинское наследие в Союзе, по мнению Солоневича, не было расчищено, чекистская сеть осталась нераскрытой, во многом из-за нежелания руководства РОВСа навести порядок в своей организации.

Об обстоятельствах исчезновения и смерти генерала Скоблина достоверной информации нет. Официальной и самой распространённой стала версия о гибели «№ 13» во время бомбёжки Барселоны авиацией Франко. По другой версии, Скоблин был убит сотрудниками ИНО в воздухе на борту самолёта, а его тело сброшено в воды Средиземного моря.

Нет сомнения, что 11 ноября 1937 года Скоблин был ещё жив. Этим числом датировано его письмо, адресованное «товарищу Стаху». В тексте письма есть строчка: «От безделья и скуки изучаю испанский язык, но полная неосведомлённость о моей Васеньке не даёт мне целиком отдаться этому делу». Васенькой он звал свою жену. Она в это время находилась в парижской тюрьме под следствием. Французская полиция, не имея серьёзных улик, всё-таки посадила певицу за решётку — как «соучастницу похищения генерала Миллера», — чтобы провести «показательный процесс» и продемонстрировать свою готовность к борьбе с иностранным шпионажем и терроризмом.

Скоблин очень переживал за Васеньку. Он просил Стаха, который приезжал к нему каждые две недели (из Франции?), найти возможность «ободрить, а главное, успокоить» жену. «Как Вы полагаете, — написал он своему оперативному „куратору“, — не следует ли Георгию Николаевичу теперь повидаться со мной и проработать некоторые меры, касающиеся непосредственно Васеньки?» «Некоторые меры» — это, без всякого сомнения, планы вызволения жены из тюрьмы. Скоблин ощущал вину перед ней: он — на свободе, а Васенька в руках тюремщиков[130].

Видимо, опасался Скоблин и за свою собственную судьбу. Вот фрагмент из его письма: «Недавно мне здесь пришлось пересматривать старые журналы и познакомиться с № 1 журнала „Большевик“ этого года. С большим интересом прочитал его весь, а статья „Большевики на северном полюсе“ произвела на меня большое впечатление. В конце этой статьи приводятся слова Героя Советского Союза Водопьянова, когда ему перед полётом на полюс задали вопрос: „Как ты полетишь на полюс, и как ты там будешь садиться? А вдруг сломаешься — пешком-то далеко идти?“

„Если поломаю, — сказал Водопьянов, — пешком не пойду, потому что у меня за спиной сила, мощь: Товарищ Сталин не бросит человека!“

Эта спокойно сказанная фраза, но с непреклонной волей, подействовала и на меня. Сейчас я твёрд, силён и спокоен и тихо верю, что Товарищ Сталин не бросит человека!»

Бренные останки Скоблина, блестящего агента НКВД «№ 13» (вот уж действительно роковая цифра!), не были обнаружены и через десятилетия после его «исчезновения». Приказ был выполнен точно: «Операция не должна иметь следов».

В апогей скандала с похищением генерала Миллера в редакцию «Голоса России» пришло очередное письмо от Спасовского (Гротта), подписанное неизменным титулом — «личный архитектор Высочайшего двора шаха Реза Пехлеви». Гротт сообщил, что получил «полномочия» Анастасия Вонсяцкого на ведение переговоров с Иваном Солоневичем об «установлении деловой связи в вопросе ведения активной борьбы с большевизмом». Полномочия оговаривались некоторыми условиями: во-первых, соблюдением тайны предстоящих переговоров; во-вторых, отсутствием на страницах «Голоса России» и «Фашиста» статей и заметок, которые могли нанести ущерб авторитету обеих сторон своим содержанием. В постскриптуме Спасовский отметил:

«Я глубоко счастлив, что Анастасий Андреевич после своих тяжёлых разочарований в людях и попытках совместной работы с ними ещё раз решил завязать большое русское дело. Дай Бог довести его до радостного, столь желанного для всех конца. Слава России!»

Пытался наладить политическое взаимодействие с Солоневичем другой фашистский лидер эмиграции — К. В. Родзаевский. Их переписка то и дело прерывалась. Солоневич сетовал:

«Вы, по-видимому, вовсе не получаете моих писем. Вероятно, Вы не получили и моей статьи о будущности русского фашизма. Вообще наша корреспонденция на Дальний Восток идёт как в пропасть: письма, газеты, книги».

Главная тема их переписки: объединение антибольшевистских сил эмиграции. Солоневич одобрял усилия Родзаевского, хотя и полагал, что для этого, особенно в Европе, — потребуется упорная предварительная работа.