— Не сомневаюсь.

— Поверните направо на следующем перекрестке.

Дэйв, все еще шедший первым, свернул налево.

— Жаль, могли бы сэкономить минут десять пути, — сказал Визерс. — Алекс, а вот скажи, чего вы пытаетесь добиться этой вашей демонстрацией? Марш протеста был бы куда более внушителен, если бы не проходил под землей и у него было бы чуть больше зрителей. Хотите показать мне, какие вы крутые? Так считайте, что уже показали. Действуете из чувства противоречия? Просто тянете время? На что вы рассчитываете-то?

— Не знаю, — сказал я.

— Вам меня не остановить, — сказал Визерс. — Даже не потому, что на моей стороне куда больше людей с пушками. Просто эта игра уже сыграна.

— Не совсем понял эту твою мысль, Сол.

— Все ты понял, Алекс. Я уже все сделал. Процесс запущен, и он необратим.

— Ты…

— Через тридцать часов местное солнце превратится в сверхновую звезду, — сказал Визерс, — высвободив тем самым нужную мне энергию, и, благодаря некоему механизму, находящемуся не здесь, а на ближней орбите вокруг звезды, часть этой энергии перейдет в гиперпространство, создав там необходимые колебания. Надвигается гиперпространственный шторм, и здесь, на Веннту, нет ничего, что ты мог бы разрушить, дабы его предотвратить.

— Это только твои слова.

— Как ты думаешь, почему скаари до сих пор не атаковали мое скромное убежище, хотя вы уже указали им дорогу и так прекрасно обозначили его для них? Клан Торбре в спешном порядке уходит с планеты, потому что звезда стала подавать признаки перехода в фазу сверхновой. Они просто поняли, что опоздали.

— Но мы еще здесь.

— Алекс, я уважаю твои таланты, но разве ты хоть что-то смыслишь в физике гипердрайва? В твое время и науки-то такой не было.

— Для того чтобы что-то сломать, необязательно знать, как оно работает.

— Не в этом случае. Видишь ли, на Веннту уже нет ничего, что можно было бы сломать, а до моего инновационного устройства вы не доберетесь. Во-первых, у вас нет корабля, во-вторых, космос слишком велик, чтобы вы смогли его найти за оставшееся время, а в-третьих, планету это уже все равно не спасет. Звезда-то взорвется в любом случае.

— Ты только что убил миллионы людей, — сказал я.

— Для того чтобы спасти миллиарды.

— Твой план — это не спасение, это отсрочка. Буря стихнет, а желающие подраться снова построят флот.

— Я выиграл время, — сказал Визерс. — Кто знает, что может произойти.

— Человеческая природа вряд ли изменится.

— Интересная тема для философской дискуссии, — сказал Визерс. — Сдавайтесь, и мы поговорим об этом на борту «Одиссея». Я переименовал свой крейсер. Знаешь, почему я выбрал именно такое название?

— Потому что его дорога домой будет очень долгой?

— Именно, — сказал Визерс. — Алекс, согласись, что тебе не хватало этих бесед.

— Раньше ты не играл в бога.

— Играл, просто ставки были ниже.

— Ты, должно быть, очень доволен собой.

— Честно говоря, не очень. Я понимаю, что это может быть просто отсрочка, а не решение проблемы. Но подумай, так ли я неправ? Да, на определенной стадии будут жертвы, и возможно, очень большие жертвы. Зато несколько следующих поколений будут жить без войны. Ну, по крайней мере, без этой глобальной мясорубки. Чтобы сделать невозможными локальные беспорядки, моего средства не хватит. Я подарил галактике еще пару веков покоя.

— Какой ценой?

— Высокой. Но разве благо большинства не является высшим благом?

— Если меньшинству для этого придется умереть, то едва ли.

— Я прагматик. Любую этическую проблему проще всего решить при помощи математики. Разве жизнь тысячи людей не представляет большую ценность, чем жизнь одного человека?

— В твоей формуле куда больше нулей.

— Убить одного, чтобы спасти тысячу, убить миллионы, чтобы спасти миллиарды, — сказал Визерс. — Разница только в статистике.

— Тем миллиардам, которые ты якобы спас, не грозила немедленная смерть.

— Немедленная — не грозила. А в течение ближайших десяти лет миллиарды бы точно погибли.

— Может, нашлось бы другое решение.

— Я не нашел.

— Но его мог найти кто-то другой.

— Так пусть ищет, — сказал Визерс. — У него было десять лет на поиски, теперь у него есть пара веков. Я просто предоставил всем дополнительные шансы.

— И ты считаешь, ты был вправе принимать такое решение?

— Кто-то же должен.

— Вот так просто?

— Да, так просто, — сказал он. — Я понимаю тебя, Алекс. Понимаю очень хорошо, потому что сам прошел через эту стадию. Я много думал над тем, кто имеет право принимать такое решение.

— А потом посмотрел в зеркало?

— Правильный ответ — никто. Законами такие вещи не регулируются, обычная этика к ним неприменима. В идеальном мире никто не имеет права решать, кому жить, а кому умереть, особенно в случаях, когда речь идет о таких крупных цифрах. Но вся штука в том, Алекс, что мы живем не в идеальном мире и кому-то все равно приходится решать. Речь ведь идет о спасении человечества.

— Как будто твое оружие ударит только по кленнонцам и скаари.

— По людям оно тоже ударит, — сказал Визерс. — Нам понадобится много времени, чтобы оправиться от этого удара. Кто знает, может быть, за эти годы мы поумнеем и найдем способ обойтись вообще без войны.

— Сильно сомневаюсь.

— Честно говоря, я тоже. Последствия такого шага вообще трудно спрогнозировать. Альянс вряд ли выстоит, но я надеюсь, что ему на смену придет что-то более жизнеспособное.

— В любом случае ты перевалил это решение на плечи потомков, да?

— Не совсем. Как ты думаешь, почему я до сих пор с тобой разговариваю и хочу, чтобы ты сдался?

— Я напоминаю тебе сына, которого у тебя никогда не было?

— У меня двое сыновей, и ты не похож ни на одного из них.

— Тогда я просто теряюсь в догадках.

— Ты мне нужен для дела. Ты можешь стать частью решения. Общего и окончательного.

— Каким образом?

— А вот это — только при личной встрече.

— Я тебе не верю, Сол.

Незадолго перед своей смертью Холден назвал Визерса гениальным манипулятором и мастером создавать дымовые завесы. Он сказал, что теория Визерса о регрессорах является пустышкой, призванной отвлечь внимание от его основного плана. Еще он сказал, что это не единственная пустышка, которой пользовался мой знакомый генерал.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить — другой его пустышкой вполне мог быть я.