— Так… Значит, путь мы не срежем…

— Не срежем никак. В Тридцатке выход только через ЗКП,[164]а там сами знаете, гебейники сидят под площадью, в Старогорном зона хозяйская начинается. А как здорово было бы — на бэтре по тоннелю до Старогорного долететь. Если б не хозяйки…

— Да, хозяек на бэтре не объедешь… Значит, будем здесь где-то выезжать, да?

— Ну. Если заведется. Тут есть выход, на южную сторону горушки. Там типа лесозащитная просека, по ней можно на дорогу возле Тыелги выйти, а там уже Новоандреевка, и трасса Миасская.

Пройдя еще с полста метров, мародеры остановились у сетчатых ворот, за которыми зиял провал куда-то во тьму.

— Это, что ли?

— Да. Кто тут у нас спец, по замкам хуячить? Кирюхин, твою жопу, да погоди ты! Дай хоть отойти!

Снова грохнул басистый Жириковский Грач, расплескивая проржавевший замок, зашелестела ржавая рабица, отгнившая от рамы.

— Паневин, а на хера их тут держали, а? Начальству съебаться, если на бомбе кто таймер случайно запустит?

— Не, вы точно в свое время боевиков пересмотрели. Не бывает на изделиях таймеров, их вообще просто так не взорвешь.

— Ты скажи, бэтры зачем.

— Ну… — снова замялся Паневин, но продолжил: — Есть вещи, которые в случае захвата объекта или мятежа должны быть эвакуированы любой ценой. Если б те пацаны, ну, проходили мы через которых, с защитой не справились.

— Это те, которые «компрессорщики»? Без компрессоров которые?

— Они. А ты быстро смекаешь, татарин. Многие тут на пенсию уходили, думая, что я, Равдугин тот же, еще пару человек — старшие смен климатических установок.

— Вы персонал контролировали?

— Да. Ну, и еще пару функций. Типа этой. Ну, вот они.

Посреди здоровенного бокса стояли три БТР-80. Кирюха тут же запрыгнул на броню, подсветил — и застонал от разочарования.

— Че там ноешь-то?

— Бля-я-ать, сука, пиздец! Пиздец стволу! Иди, вон, залезь, сам глянь…

— Ой, бля-я-я…

В самом деле, ствол торчащего из бэтээровской башенки КПВТ казался плюшевым от ржавчины. Пока Ахмет сбривал ножом трухлявый рыжий налет, определяя глубину поражения, Кирюха метнулся к следующему, взлетел на броню, едва не навернувшись, торопливо чиркнул зажигалкой…

— Фф-фу-у… Вроде ниче.

С треском распахнул люк, нырнул внутрь, что-то ронял, отшвыривал с пути, матерно рыча, наконец вылез, закурил, выдохнув: — Вроде, ниче…

Годных КПВТ оказалось два. Никаких Стрел в укладках, конечно, не было, как и положенных по штату РПГ-7, зато во всех трех бэтрах хранился положенный боезапас — по пятьсот 14,5 и по две тысячи семеры к ПКТ. Все затраты и риск разом окупились. Сами бэтры были, видимо, только получены — такой модели никто из мародеров в войсках не встречал. Вместо привычных раздватретьих[165]раций стояли какие-то новые, нарядные и загадочные, пластиковые сидухи, по мелочи много всего.

Завестись ни один не пожелал — соляра в баках дала парафин, и движки не схватывали.

— Да брось, бесполезно. — Оглохший от пускача Паневин постучал по броне упорному Кирюхе.

— Похоже. Че удивляться — соляр самый херовый куда? В армию.

— Или времени слишком много прошло.

— Да насрать. Давай машинки выдергивать…

Втроем демонтировать КПВТ — одно удовольствие. Вскоре на отсыревшем бетоне лежало упакованное вооружение бэтров. Решение оставить автоматические пулеметные точки на потом принялось само собой — без них набиралось нехило, полтонны веса. Закончив, сели перекурить. Ахмет покосился на Жириковские котлы:[166]

— Сколько сейчас наверху? Мои че-то встали.

— Почему наверху, везде. Ой, бля, полвосьмого уже… Ни хера себе, я думал — к обеду дело.

— Пацаны там задубели уже. Надо менять.

Все замолчали — никому не хотелось вылазить на мороз в пропитанной подземной сыростью одежде. Однако делать нечего — именно забота о своих делает командира командиром. Ахмет вытащил нож и отрезал от сигаретной пачки два кусочка картона. Короткий достался ему, и он до полуночи трясся под елью на склоне горы, откуда просматривалась территория объекта С.

Трясло его и от мороза, но больше от сознания того неприятного факта, что Кирюхин сейчас сидит с новым человеком Паневиным и разговаривает. О чем? Пацаны спят, а эти — разговаривают. Ахмет четко чуял это, мир вокруг каждым шорохом предупреждал его: не спи, Ахметзянов, ой не спи. До чего они договорятся, вернее — могут договориться? Не слишком ли велик для Кирюхина этот кусок — новый домашний, которого хоть сейчас ставь вместо Немца, два КПВТ, три ПК? Не поедет ли у него крыша? Больно уж гладко складывался этот выход, и везде получалось, что Кирюха тут пуп земли, а он, Ахмет — так, пристяжь. Не попытается ли Кирюха учесть данный «факт» при разливе? Хотя те же бронедвери эти два гандона (оп-па, вот уже подельники и гандонами стали — отметила та часть его сознания, которая всегда смотрит за человеком со стороны) хрен вскрыли бы. …А че — всегда же так. О чем на берегу договаривались, это одно. А по жизни частенько другое вылазит, куда чаще кидают, чем по чесноку расходятся. И по жизни щас — ну завалит меня Жирик, и че? Кто-то спросит? Кто? Баба? — злобно скривился Ахмет. — Серб? На хера ему это. Какие Жирику минуса, если моего Дома не будет? А никаких. Еще Жирик знает, ну, догадывается, как у меня забит подвал, это тоже важно. Серб и Почтарь — два хороших бойца, особенно Серб. Утеса два — ну, один нормальный. Короче, после Пыштыма сечь вокруг как в бою надо будет. А то, похоже, отряд не заметит потери бойца. А вот хуй вам, уважаемый товарищ Жириновский. Сглотнете вы у меня теплого…

Витек сперва недоуменно выслушал инструктаж, однако, припомнив, как долго и трудно хозяин улучал минутку для того, чтоб наедине перекинуться парой слов, проникся.

— Никому верить нельзя. Что ж за жизнь-то, а?