— Этого я не знала, — удивилась графиня.

— Отныне будете зиять. И потому мой совет один: надо позаботиться о защите графства Тосканы и Флоренции. Коли у Генриха есть корабли, ему ничего не стоит достичь ваше графство и захватить его крепости, в коих нет воинов.

— Надо его опередить, выйти ему навстречу и вблизи Гизы напасть на его корабли. Я готов к этому, - заявил молодой граф Вельф. Его чёрные глаза горели, он волновался.

— Но успеем ли мы добраться до побережья Тосканы раньше, чем Генрих? — сомневалась Матильда.

— Как не успеть, если от Каноссы до Флоренции меньше пути, чем от Вероны до Генуи.

Граф Вельф и любил свою супругу, которая была старше его, и преклонялся перед нею.

— Что ж, дорогой супруг, значит, тебе придётся мчать во Флоренцию, — решила Матильда.

— Конечно, моя дорогая, — согласился Вельф. — Мне было бы приятнее отправиться в путь с тобой, но аут столько военных забот...

Ранним утром на другой день из Каноссы выехал большой отряд воинов во главе с графом Вельфом и скрылся на дороге, ведущей во Флоренцию. А спустя час увёл своих лазутчиков рыцарь Харенд. Они ушли в Геную, дабы утвердить догадку о том, что Генрих спешил из Вероны на корабли. Разведчики не ошиблись. Император привёл в Геную три сотни «монахов», они разместились на десяти греческих скидиях, кои принадлежали императору. Многие сели на весла, и вскоре корабли ушли из Генуи. Но куда? Лазутчикам о том пока не дано было знать. А позже выяснится, что и догадка архиепископа Гартвига оказалась ошибочной. Император спешил к Риму.

Выли уже на пути к Священному городу и Евпраксия с Гартвигом. Их сопровождали восемь русичей и полсотни отважных воинов Матильды Тосканской. Где и как пересекутся пути Евпраксии и Генриха, ещё не было ведомо, но судьба уготовила им скорую встречу.

За время долгого пути до Рима через Болонью, Флоренцию, Сиену, Витарди и Сутри у Евпраксии было много времени подумать о своей судьбе. Лишь три с лишним года жизни в Германии были окрашены в светлые тона. Она не могла посетовать на жизнь в монастыре до замужества.

Аббатиса Адельгейда была ей как мать, многому её научила. Да и время супружества с маркграфом Штаденским не назовёшь мрачным. Она сумела пробудить в «ангелочке» радость жизни. И вот — император. Евпраксии так и не поняла этого человека. Неужели он женился на ней только ради богатства? Ведь что-то влекло его к ней? Такие размышления посещали Евпраксию часто, иной раз были навязчивы. И тогда она улетала в мыслях на родную землю, вспоминала матушку, которую с течением лет любила всё сильнее. Она да Евпраксии становилась святыней. Но как у них по-разному сложились судьбы. Если у Евпраксии детство и отрочество были безмятежными, то у матушки они протекали в рабстве. Утешало Евпраксию то, что теперь её незабвенная жила в почести, была любима батюшкой и киянами. Как много она отдала бы за то, чтобы побывать в Киеве, прижаться к груди матери, склонить голову перед батюшкой, повиниться ему в прегрешениях. Увы, она могла только мечтать о Киеве и батюшку ей уже не доведётся застать в живых. В эти дни, когда её колесница приближалась к Риму, в далёком Киеве на шестьдесят третьем году умирал от старых ран, полученных во многих сечах, великий князь всея Руси Всеволод Ярославич.

Во время пути Гартвиг часто замечал угнетённое состояние Евпраксии и каждый раз пытался увести её из печали. Он ехал знакомым ему путём, который прошёл дважды. Все города, какие они проезжали, ему были знакомы, и в каждом из них по его просьбе кортеж останавливался. Гартвиг показывал Евпраксии памятники старины, рассказывал о них. Во Флоренции он показал ей всё, что составляло гордость горожан, что сохранилось со времён древней Римской империи. И поднимались эпохи тысячелетней давности, оживали события, городские площади наполнялись непохожими и в чём-то очень похожими предками.

— В те века Римская империя занимала пространство от Атлантического океана и до восточных берегов Чёрного моря. Все земли по берегам внутреннего моря принадлежали империи. Ей служили сотни тысяч рабов и все боги Олимпа. — Рассказывая, Гартвиг называл имена императоров и богов Олимпа так легко и просто, будто встречался с ними. Он помнил Августа, первым получившего титул императора, и знал последнего императора Ромула Августула. В далёком 476 году во дворец Августула ворвался вождь наёмников Одиякр и пронзил императора бронзовым мечом. С той поры год смерти Августула стал годом падения Римской империи.

Рассказы Гартвига скоротали время, и в середине января 1094 года императрица и архиепископ достигли Священного города. Оказалось, что в Риме у Гартвига было много знакомых служителей церкви. И он долго перебирал их в памяти, пока не счёл за лучшее, у кого остановиться, дабы с его помощью быть принятым папой римским. Наконец Гартвигу захотелось увидеть кардинала Риньеро, человека душевного и твёрдого в слове. С ним архиепископ встречался ещё в Равене, где Риньеро был главой епископата. И Гартвиг не ошибся в выборе. Судьба благоволила к молодому кардиналу. Он был любим папой Урбаном II, и, когда придёт его час покинуть престол, он передаст его Риньеро с благословением всех кардиналов. Риньеро будет наречен папой римским Пасхалием II.

Кардинал Риньеро принял Гартвига с распростёртыми объятиями. Благочестивый пастор знал архиепископа как воителя. Догадался и на сей раз, что этого рыцаря церкви привела в Рим чужая беда.

— С чем пришёл ты к подножию престола, любезный брат? — спросил кардинал.

— Долго рассказывать, ваше преосвященство. Но я поведаю всё, потому как пришёл с надеждой на твою помощь, — ответил Гартвиг.

— Я готов выслушать тебя, брат, но прежде отдохни с дороги. Воинов твоих отведут в папские казармы. Они нынче пустуют. А вашу... — Риньеро ещё не знал, кого сопровождал Гартвиг, и замешкался.

— Ваше преосвященство, я сопровождаю императрицу Адельгейду-Евпраксию. Она идёт к папскому престолу.

— Я видел ваш скромный поезд и никогда бы не подумал, что в нём прибыла императрица, — удивился Риньеро.

— Всё довольно сложно, ваше преосвященство, — ответил Гартвиг.

— Я запасаюсь терпением, брат мой, и буду надеяться, что императрица не осудит меня за скудный приём. — Кардинал знал, что, несмотря на постоянное противоборство понтификов церкви и императора, у последнего была в Риме богатая резиденция — дворец, службы, казармы для воинов — и она, надо думать, была в распоряжении императрицы. И уж если она ищет крова у простого кардинала, значит, в императорском доме не всё благополучно, счёл Риньеро и не задал Гартвигу вопросов, чтобы выяснить суть. Он позвал услужителя и распорядился приготовить всё к приёму гостей. Сам пригласил Гартвига к экипажу, в котором всё ещё сидела Евпраксия.

— Идём, любезный брат, к государыне. Нельзя же томить её ожиданием.

Уже на другой день кардинал Риньеро отправился в папский дворец просить у понтифика Урбана II аудиенции императрице. Он пока знал о цели её визита немного. Гартвиг сказал ему просто: