– Ну вот я и опоздал, – улыбнулся Перри Мейсон, открываядверь своей конторы и приветствуя доверенного секретаря Деллу Стрит.

Делла, взглянув на часы, снисходительно улыбнулась:

– Вот вы и опоздали! И если вам так хочется поспатьподольше, то ради бога! Я не знаю, кто бы имел на это больше прав, чем вы.Только… я боюсь, нам придется покупать новый ковер в приемную.

Мейсон недоуменно посмотрел на нее:

– Новый ковер?

– Этот вот-вот протрется до дыр.

– Что ты хочешь сказать, Делла?

– Вас ждет клиент, который ворвался сюда, как только Гертиоткрыла контору, без одной минуты девять. Беда в том, что он не сидит на месте,а меряет шагами комнату со скоростью пять миль в час. Каждыепятнадцать-двадцать секунд он смотрит на часы и спрашивает, когда вы придете.

– Кто это?

– Лэттимер Рэнкин.

Мейсон нахмурился.

– Рэнкин, – пробормотал он, – Рэнкин… Тот, что имееткакое-то отношение к картинам?

– Известный агент по продаже произведений искусства, –уточнила Делла Стрит.

– Ах да… припоминаю. Он производил экспертизу картины поодному делу и какую-то даже нам подарил. А кстати, куда мы ее подевали, Делла?

– Она собирает пыль в кладовой за библиотекой юридическойлитературы. Или, точнее, собирала до пяти минут десятого сегодняшнего утра.

– А что потом?

– А потом, – продолжала Делла, указывая на картину, – ядостала ее и повесила справа от двери, чтобы клиенту было удобно созерцать ее,когда он займет свое место напротив вас.

– Умница, – похвалил Мейсон. – Только боюсь, не повесила литы ее вверх ногами.

– Ну, если хотите знать мое мнение, то вся она какая-топеревернутая. Но, по крайней мере, она висит. Кстати, на обратной стороне естьтабличка с именем Лэттимера Рэнкина и его служебный адрес. Если табличкаприбита правильно, то и картина висит правильно: А если он нахмурится и скажет:«Мистер Мейсон, вы повесили мою картину вверх ногами», вы можете парировать: «Авы, мистер Рэнкин, вверх ногами прибили табличку».

– Ну что ж, справедливо, – согласился Мейсон. – Давайосвобождать его от мучительного ожидания. Поскольку у меня не было назначеновстречи, я не очень-то и торопился.

– Я говорила ему, что вы будете с минуты на минуту, простозадержка в пути.

– А как ты об этом узнала? – улыбнулся Мейсон.

– Телепатия.

– Ты намерена и дальше этим заниматься?

– Ну, все время этим заниматься мне будет страшновато, –кокетливо ответила она. – Так я зову мистера Рэнкина, пока ковер еще цел?

Несколько секунд спустя, как бы продолжая свой марафонскийбег, в комнату ворвался высокий темноволосый человек с угрюмым лицом ипронзительными серыми глазами. Приблизившись к столу Мейсона, он схватил рукуадвоката своей огромной костлявой лапищей, окинул помещение быстрым взглядом исказал:

– А, вижу, вы повесили мою картину. Многие не понималиработы этого художника, но рад сообщить, что сейчас они очень хорошорасходятся. Я предвидел этот момент. У него есть мощь, гармония. Мейсон, я хочуподать в суд на одного человека за клевету и оскорбления.

– Вы не хотите этого.

Замечание Мейсона заставило Рэнкина вздрогнуть.

– Боюсь, вы меня не поняли, – сказал он холодно, начинаяпонемногу выходить из себя. – И я хочу, чтобы вы немедленно возбудили дело. Вкачестве компенсации я намерен получить полмиллиона долларов с Коллина М.Дюранта.

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Рэнкин, оставаясь прямым и натянутым как струна, опустилсяна стул.

– Я хочу, чтобы это дело получило самую широкую огласку, –продолжал он. – Дюранта надо выдворить из города. Он ни черта не смыслит вделе, плут, обманщик – словом, непорядочный человек.

– Вы хотите получить с него полмиллиона долларов?

– Да, сэр.

– И хотите дать самую широкую огласку этому делу?

– Да, сэр.

– Вы хотите доказать, что от его действий пострадала вашапрофессиональная репутация?

– Верно.

– И ущерб равен полумиллиону долларов?

– Да, сэр.

– Вам придется объяснить, каким образом это было сделано.

– Он открыто заявил, что я не разбираюсь в искусстве, чтомои оценки ничего не стоят и что от этого пострадал один из моих клиентов.

– А кому он об этом заявил? Скольким людям? – спросилМейсон.

– Очень долго я подозревал, что это были всего лишь намеки.Теперь у меня есть свидетель – молодая женщина по имени Максин Линдсей.

– И что же он сказал Максин Линдсей?

– Он сказал, что картина, которую я продал Отто Олни, –заурядная подделка, при первом взгляде это распознал бы любой агент.

– Об этом он сказал только Максин Линдсей?

– Да.

– В присутствии свидетелей?

– Других свидетелей не было. При подобных обстоятельствахвряд ли они возможны.

– Каких обстоятельствах? – уточнил Мейсон.

– Он пытался произвести впечатление на молодую особу, корочеговоря, клеился к ней – так, по-моему, теперь это называется.

– Она рассказала кому-то еще о том, что узнала? –поинтересовался Мейсон. – Другими словами, стала ли эта информация достояниемдругих?

– Нет. Максин Линдсей учится рисовать. Два-три раза мнеудавалось оказать ей кое-какие услуги. Помог удачно купить краски и всеостальное, за что она была мне очень благодарна. Придя ко мне, Максин всерассказала, чтобы я был в курсе проделок Дюранта. Конечно, кое-что мне былоизвестно, но впервые появилась возможность доказать.

– Итак, я повторяю свое утверждение: вы не хотите возбуждатьэто дело.

– Боюсь, я не понимаю вас, – уже спокойнее сказал Рэнкин. –Мои финансовые дела в порядке. Чековая книжка при мне. Я готов выплатить аванс.И я хочу возбудить иск немедленно. Иск на полмиллиона долларов. Конечно, есливы не хотите заняться этим делом, я всегда могу…

– Спуститесь на землю, – начал успокаивать его Мейсон. –Давайте посмотрим на факты.