Гибби свернул в сторону от новоявленной реки, чтобы срезать путь, и вскоре добежал до того места, с которого всегда оглядывался на свой дом. На секунду всё смешалось перед его глазами: никакого домика на горе не было. Прямо с того утёса, под которым он притулился, с грохотом падали водные громады, то совсем тёмные от массы валунов и камней, мелькавших в волнах, то серые от пены, то тускло поблёскивающие на мертвенно–жёлтом свету.

«Господи Христос!» — вскрикнул он про себя и кинулся вниз. Приблизившись, он, к своему несказанному изумлению, увидел, что домик стоит целёхонький, как ни в чём не бывало, а прямо над ним клубится огромный водопад. Вода сбегала по нависавшему над крышей утёсу с такой скоростью, что мощным изогнутым потоком пролетала вперёд, начисто минуя домик, так что ему доставались лишь брызги от нижнего края гигантской арки. Сад и огород исчезли, и вместо них красовалась голая скала; мощный поток соскальзывал по ней, спрыгивал вниз и скрывался из виду. Гибби метнулся к дому прямо через брызги и пену, подскочил к двери и поднял засов. В то же самое мгновение он услышал радостный голос Джанет.

— Ой, сынок, как хорошо! — сказала она. — Пойдем, пора уходить. Кто бы мог подумать, что вода прогонит нас с горы? Только тебя и ждём. Пошли, Роберт, надо спускаться.

Она стояла посреди комнаты в своём лучшем наряде, как будто собралась в церковь, в одной руке держа зонт, а другой крепко прижимая к себе свою большую Библию, аккуратно завёрнутую в чистый платок.

— Кто верит, тому нечего торопиться, — сказала она, — только и Господа Бога искушать нельзя. Давай–ка Гибби, выпей молока, возьми лепёшку и пойдём.

Роберт, сидевший на краю кровати, поднялся и стоял наготове, с посохом в руке. Он тоже принарядился в свою лучшую воскресную одежду. Оскару переодеваться было не во что, и он всегда был готов последовать за хозяином. Последние минут десять он стоял, выжидательно вглядываясь ему в лицо, а когда тот поднялся, завилял хвостом и отпрыгнул в сторону, давая ему пройти. На столе виднелись остатки завтрака, кувшин с молоком и овсяные лепёшки. Кашу сварить не удалось, потому что огонь, который Джанет оставила на ночь в очаге, превратился в массу набухшего, торфа, такого сырого, как будто его только что выкопали из болота. Сквозь крышу прорывались струйки воды, пол стал совсем скользким, а тут и там в углублениях начали скапливаться бурые лужицы. Нижние струи водопада стекали по стене утёса, проникали в щель между ней и краем крыши и потихоньку заливали хижину, угрожая полностью выгнать оттуда людей.

— А зонтик–то тебе зачем? — спросил Роберт. — Ты же его весь промочишь!

— Да вот дай, думаю, возьму, — ответила Джанет, улыбаясь мужней шутке. — Чтобы дождь глаза не застил.

— Если ты его, конечно, удержишь. Вон ветер как разгулялся, того и гляди из рук вышибет. Ну, может, хоть Библия твоя не так промокнет.

Джанет улыбнулась, но не возразила.

— А теперь, Гибби — сказала она, — пойди отвяжи Красулю, тебе придётся её повести. Она сама дорогу не найдёт при таком ветре, да и не видно кругом ничего.

— А куда ты думаешь пойти? — спросил Роберт, который был, как обычно, вполне уверен в рассудительности жены и до сих пор ни разу не поинтересовался, что она решила.

— Лучше нам, наверное, спуститься на главную ферму, к Даффам. Конечно, если ты, Роберт, не против, — ответила она. — Мы ведь живём на их земле, а в такую погоду даже нищим в крове не отказывают, не то что своим.

С этими словами она открыла дверь и выглянула наружу.

— И глас Его — как шум вод многих, — прошептала она как бы про себя, вслушиваясь в усиливающийся грохот водяных потоков.

Гибби мигом нырнул за угол, забежал в хлев, откуда даже через рёв водопада то и дело раздавалось утробное мычание коровы, тихое и жалобное. Её копыта уже скрылись под водой, и неудивительно, что ей хотелось поскорее выбраться. Гибби мигом отвязал её от стойла и за верёвку вывел из хлева. Увидев со всех сторон воду, Красуля задрожала, и им пришлось немало с нею повозиться, прежде чем она решилась–таки пройти под водопадом. Однако вскоре корова уже спускалась вниз по холму, так же осторожно и ловко, как и все остальные.

Для двух стариков добраться до фермы было делом нелёгким, да ещё в такую непогоду. Но когда выбора нет, лучше всего делать то, что надо, и не жаловаться. Джанет было немного не по себе из–за того, что гора, всегда надёжно лежавшая под ногами, вдруг так её подвела. Однако она утешилась, что всё земное — это лишь тень небесного, прообраз подлинной истины, и на обыкновенную гору не стоит уповать, как и на князей, на силу коня и на крепость ног человеческих. Роберт шагал вниз по склону в спокойном молчании, а Гибби почти что скакал от радости, беспрерывно что–то мурлыча себе под нос, хотя яростные порывы ветра то и дело затыкали ему горло, обдавая его холодным веером дождевых капель, хлёстких, как большие градины.

Вдруг Джанет остановилась и начала оглядываться по сторонам. Естественно, в подобных обстоятельствах мужу такое её поведение показалось довольно странным.

— Что это ты, Джанет? — прокричал он, борясь с ветром, втайне довольный, что можно на минутку остановиться, хотя перевести дыхание или хоть раз глубоко вздохнуть в такой буре было совершенно невозможно.

— Да вот, хочу положить свой зонтик куда–нибудь подальше, чтобы не потерялся, — ответила Джанет. — Только бы найти подходящее местечко. Прав ты был, Роберт, не под силу мне его нести.

— Так что же ты стоишь? Брось его и всё! — снова прокричал ей Роберт. — Неужто сейчас время заботиться о мирских пожитках?

— А почему бы и нет, — возразила она. — Хоть сейчас, хоть когда, а лучше делать всё как полагается.

— Да ты что? — разгорячился Роберт. — Посмотри, что делается! Тебе что, жизнь не дорога? Выбраться бы отсюда живыми, и то ладно!

— А что жизнь? Господь никогда особенно не заботился, чтобы человек обязательно оставался живым. По–моему, так жизнь человеческая тоже вроде пожиток. Что же о ней печалиться?

— Интересно ты рассуждаешь! Жизнь не дорога, а о зонтике печёшься! — не уступал Роберт.

— Да заботься я о своей жизни, то разве думала бы сейчас о старом зонте? — ответила Джанет. — Только ведь и то, и другое в руках Господних, а значит, можно и зонту полминутки уделить. Старый он, конечно, и подштопанный, и складывается плохо, но нехорошо будет просто его бросить. Ведь Господь тоже хлеба умножал целыми лепёшками, но потом велел все кусочки собрать, до единого, чтобы ни одного не пропало! Нет, — продолжала она, всё ещё оглядываясь по сторонам, — старый мой зонтик или нет, а позаботиться о нём надо как следует. А там будь что будет!

С этими словами она подошла к подветренной стороне большого валуна и засунула зонтик прямо под него, для верности привалив его ещё двумя камнями. Добавлю только, что позже зонтик извлекли из этого укрытия, сделали к нему две новые спицы, и он прослужил Джанет до самой её смерти.

Наконец, они добрались до большой дороги. Вдоль неё, в широкой расселине бурлил мутный поток воды, который был когда–то ручьём Лорри. Три дня назад это был живой, весёлый ручеёк, задорно петлявший между зелёными берегами, время от времени останавливаясь в тихой, глубокой заводи, а потом снова оживляясь и принимаясь за свою неумолчную песенку. Сейчас Лорри вышел из берегов и превратился в стремительную реку. Дорога ещё не была затоплена целиком, но горные потоки уже порядком её попортили, и кое–где беглецам пришлось с немалым трудом перебираться через новопроторённые овраги.