При таком раскладе вполне могла обойтись без покровительства, жаловаться тому же Подестову на собственную глупость и легковерие такая, как Вайс, не станет. Слишком гордая. Но убедиться все же необходимо.

И потому, едва Илья и Ринат оказались сидящими перед ним на стульях, угрожающе склонился, нависая сверху, и прошипел:

— Доигрались? Вы что творите, идиоты?

Ответом было молчание. Виновные каяться не спешили, лишь переглянулись. Бершев — со страдальчески-перекошенной физиономией, бережно прижимая к себе подвешенную на перевязи руку; ученый — хмуро и определенно не слишком довольно.

Сговорились? Привыкли, что все им сходит с рук, забыли об ужасе и своих бывших проблемах? Ну так куратор не сочтет за труд напомнить. Кажется, слишком долго он проявлял к ним обоим лояльность. Обнаглели. Пора исправить ошибку. Разделяй и властвуй… Так, кажется? Очень правильный подход.

— Отличное объяснение, — похвалил Владислав многозначительное молчание, отступая и усаживаясь напротив. — Я прямо все сразу понял. Ринат Аркадьевич, вы научились транслировать мысли? Надеюсь, вы этим занялись после того, как успешно завершили мое первое задание? Могу я оценить результат?

— Сарказм тут неуместен, не выдержал ученый. — Прекрасно знаете, что невозможно работать, когда постоянно отвлекают. Вы ждете результата, а сами мешаете искать решение.

— Слышите, Бершев? — довольный произведенным эффектом, протянул куратор. — Оказывается, это я виноват в ваших неудачах. Мешаю… Вы тоже разделяете подобное мнение?

— Да что вы, Владислав Эдуардович! — округлив глаза и напрочь позабыв о необходимости изображать несчастного потерпевшего, перепугался Илья. — Это мы виноваты. Недосмотрели.

— Мы? — выразительно поднял брови куратор. Не слишком ли часто вы говорите о себе любимом во множественном числе? Или вы полагаете, что Ринат Аркадьевич наравне с вами обязан был контролировать госпожу Вайс? Неужели это была и его ответственность тоже? Нет? — Присмотрелся к вялому отрицательному жесту и развел руками: — Тогда ваше умение подставлять под удар других поражает. Как и неуемное стремление присваивать чужие заслуги. Это же вы у нас были единственным разработчиком проекта «Сирена»? А по факту оказались редкостным треплом. Обидно, когда тебя пытаются надуть. Но еще досадней, когда тебя цинично списывают со счетов. Правда, Ринат Аркадьевич?

— Что вы имеете в виду? — не понял его намека ученый. Мы с Ильей всегда вместе работали. И над «Сиреной» тоже.

— Так вы не знали? — Владислав Эдуардович укоризненно поцокал языком, глядя на вжавшего голову в плечи Бершева. — Илья Васильевич, вы своему лучшему другу так ничего и не рассказали? Как неловко вышло, я, оказывается, проявил вопиющую бестактность… Но раз уж начал раскрывать эту дружескую тайну, то, с вашего позволения, продолжу.

Может, у Ильи на этот счет и были какие-то возражения, но он предпочел держать их при себе. В конце концов, что важнее — лояльное отношение куратора или уважение друга, который, кстати, уже давно не был для Ильи таковым — скорее по привычке являлся удобным объектом для использования. Разумеется, первое куда выгодней.

— Несомненно, вы работали вместе, Ринат Аркадьевич, — успокоил ученого Владислав. — Настолько дружно, что денежный заем на организацию и рекламу вашего совместного проекта Илья оформил на вас, а не на себя. А когда выяснилось, что возвращать долг нечем, скрылся. Трусливо сбежал, подставив вас под удар.

— Неправда, — не поверил Ринат. — Илья сам от кредиторов пострадал. А меня спас.

— И каким же образом? — тонко улыбнулся Владислав Эдуардович.

— Ну как же… — растерялся ученый. — С вами договорился. Это же вы вмешались и меня вытащили.

— Верно, — не стал спорить куратор. — Но до этого, общаясь с вашим другом, мы находились в уверенности, что перед нами единственный и неповторимый изобретатель. И в наличии компаньона он признался, только когда понял, что окончательно заврался. Как думаете, если бы наше заблуждение продлилось чуть дольше, вы бы сейчас сидели передо мной?

— Илья! — беспомощно позвал ученый, в голове которого привычный мир рушился, а ценности, которыми он дорожил, пусть сохраняя их по инерции, становились эфемерными. Он ведь ради друга терпел все происходящее, шел на поводу у него, соглашаясь продолжать не самые этичные замены сознаний, решился на сделку с собственной совестью, уничтожая иномирян по его приказу, чувствуя ответственность за друга, веря, что предавать бесчестно, а теперь…

— Мне не оставили выбора, — глядя в сторону, бросил Бершев.

Выбор есть всегда, Илья Васильевич, — поправил куратор.

— Значит, я бесполезный подлец? А ваш драгоценный Ринат Аркадьевич вам верно служит? Сначала он скрыл от меня, что Айрин на пару с Подестовым отиралась у дверей лаборатории. Я бы сразу раскрыл их подлый замысел. После Ринат отправил мне сообщение с просьбой встретиться в центре, из-за него я покинул собственный кабинет и вышел в общий зал. И в него Вайс не стреляла!.. Думаете, эта дура могла бы уничтожить лабораторию? Чушь! Ваш незаменимый Ринат сам собрал детонатор, он рассказал мне по секрету…

Бершев пошел вразнос. Пожалуй, и сам не очень понимал, что именно несет и насколько складно звучит придуманное им обвинение. Однако об истинной личности Вайс благоразумно молчал, понимая, что это признание станет для него последним.

— Илья, ты совсем рехнулся? — ошалело проговорил Ринат. — Это же ты мне прислал сообщение с просьбой прийти!

Сказал и осекся, только теперь сообразив, что номер, с которого поступило письмо, был незнакомый. Ученый, увидев подпись «Илья», решил, что писал Бершев. А ведь сообщение могла прислать и Нея, если хотела, чтобы они оба в нужный ей момент оказались в развлекательном центре.

— И это, Ринат Аркадьевич, все, что вы можете сказать? — с иронией спросил Владислав Эдуардович, когда оба спорщика, возмущенно уставившись друг на друга, умолкли. Перепалка его забавляла. А подброшенный компромат должен был настроить ученого на желание отомстить Бершеву и проявить столь нужную куратору откровенность.

Вот только, услышав сердитое «все», он так и не понял, что, несмотря на спровоцированную ненависть к Илье, Ринат сознавал, что любым признанием в первую очередь подставит Нею. И потому будет молчать.

— Тогда вы, Илья Васильевич. — Оставив в покое одного, куратор принялся за другого. — Может, расскажете, как вы докатились до покушения на собственную шкуру?

— Вайс требовала назад деньги и недвижимость. Угрожала мне разоблачением, я уже говорил… Она едва не проболталась. И распугала бы всех перспективных клиентов. Если бы не ваш неугомонный Ян Карлович, я бы решил проблему. А в итоге Айрин разозлилась не только из-за утраченных денег. Она меня домогалась, настаивала, чтобы я хотя бы собой компенсировал ущерб! Я попытался откупиться санаторием, но ей показалось мало. Циничная стерва! Но я помнил, что вы мне говорили о чувствах Яна Карловича, поэтому и ответил ей категорическим отказом. — Илья решил, что терять ему уже нечего, и вдохновенно мешал правду и ложь. — Пригрозил, что, если не отстанет, намекну Подестову на ее недостойное поведение. Вот она и взбесилась.