– А почему же тогда его сотрудник продолжает обо мне выспрашивать?

– Чтобы понять, что может интересовать шантажиста. – Миссис Питт попыталась говорить как можно убедительнее. – Это может быть или влияние, которым вы обладаете, или власть, которая у вас есть, или информация, которой вы располагаете. Как вы думаете, что у вас общего с остальными жертвами?

– Мне сложно это даже предположить, поскольку я не знаю, кто они, – со смешком ответил генерал.

– А, да… – смутилась женщина. – Ну конечно! В числе жертв есть банкир, дипломат, сэр Гай Стэнли, о котором вы уже знаете… – Она заметила тень сожаления на лице ветерана, но продолжила: – Потом еще судья… – На мгновение Шарлотта задумалась, должна ли она назвать Корнуоллиса. Может быть, Питт и не хотел бы этого, но ситуация была слишком серьезной, чтобы сохранять секреты, которые нужны были для того, чтобы не поставить кого-то в неловкое положение. – И помощник комиссара полиции, – закончила супруга полицейского.

– Джон Корнуоллис, – сразу же произнес генерал, мягко взглянув на Шарлотту. – Вы, конечно, можете ничего не говорить… Мне очень жаль. Он очень достойный человек.

– Вы хорошо его знаете?

– Нет, не очень. Просто мы члены одного клуба, вернее, даже двух… Всегда думал, что он хороший парень, очень прямой. – Балантайн вдруг замолчал, но потом, через несколько ярдов, продолжил: – Я и сэра Гая Стэнли тоже знал. Не очень хорошо, но мне он всегда нравился.

– Вы все время говорите о нем в прошедшем времени.

– Действительно. Прошу прощения. – Лицо военного напряглось. – Это непростительная ошибка. Просто я очень много думал о нем после того, как вся эта грязь была напечатана. Бедняга… – По телу Брэндона прошла судорога. Он распрямил плечи и несколько раз напряг и расслабил мускулы, как будто хотел согреться, несмотря на жаркое солнце. – Я навестил его. Хотел ему сказать… не знаю… наверное, то же, что хотели сказать мне вы, когда пришли в первый раз. Что я все равно считаю себя его другом. Что я не верю во все эти обвинения. Но не знаю, поверил ли он мне.

Перед ними пробежала собака с палкой в зубах.

– Может быть, мне надо было набраться смелости и сказать ему, что я тоже жертва этого же шантажиста, но я так и не решился рассказать – даже ему, – в чем меня обвиняют. И поверьте, мне это в себе совсем не нравится. Думаю, что надо было решиться. Наверное, я боялся, что если скажу правду, то он мне не поверит. – Генерал повернулся и встал перед Шарлоттой. – Вот ведь в чем дело. Я больше ни в ком не уверен. Я не верю там, где мне это не пришло бы в голову еще месяц назад. Люди предлагают мне свою поддержку, дружбу, сочувствие, а я смотрю на них и не верю. Везде стараюсь найти грязные и низкие мотивы, еще и еще раз анализируя замечания, которые были сделаны абсолютно невинно. Ищу пятна на всем том хорошем, что было в моей жизни…

Стоя рядом с ним в ярком солнечном свете, миссис Питт могла только крепче сжать его руку. Перья ее шляпки колебались на воздухе – казалось, они вот-вот могут коснуться щеки генерала.

– Вы должны думать не только о вашем физическом, но и о душевном здоровье, – сказала женщина, и ее слова прозвучали очень мягко. – Ведь вы же знаете, что всё не так, как вы себе представляете! Надо лучше думать о людях. Мы не так уж доверчивы и кровожадны. – Шарлотта заставила себя улыбнуться. – У вас есть всего один враг, о котором мы знаем, но и он сам не верит в свои обвинения. Потому что знает вас.

Локон, вырванный ветерком из ее прически, упал ей на лоб.

– Спасибо вам.

Генерал теперь говорил еле слышно, чуть громче, чем дышал. Затем он поднял руку и убрал локон туда, где тот и должен был быть, – под край шляпки тетушки Веспасии. Этим единственным жестом Балантайн полностью выдал себя, и он знал это. Но в тот момент, под жарким солнцем, это не имело для него никакого значения. Может быть, в будущем такое уже никогда не повторится, но сегодня навсегда останется у них в памяти.

Шарлотта почувствовала нежность и боль и поняла, что она стала невольной причиной ужасной неосторожности со стороны генерала, и с этим ничего уже нельзя поделать – прошлого не вернуть.

Совсем недалеко от них засмеялась женщина с голубым зонтиком. Прямо перед нею носились друг за другом по траве два карапуза – и медленно, с наслаждением, покрывались грязью.

«Продолжай двигаться, как будто ничего не произошло, – мысленно обратилась к своему другу Шарлотта, – а главное – не молчи!»

– Я уже говорила, что тетушка Веспасия верит, что это может быть как-то связано с Африкой, – сказала она вслух. – Ситуация там очень нестабильна, а состояния делаются и теряются практически мгновенно.

– Ваша тетушка права, – согласился генерал, медленно двигаясь за Шарлоттой и возвращаясь мыслями к основной теме разговора. – По крайней мере, этим можно объяснить выбор жертв.

– Железная дорога Каир – Кейптаун? – предположила миссис Питт.

Какое-то время они обсуждали африканскую политику: Сесила Родса и продвижение на север, вероятность открытия больших залежей золота и алмазов, необъятные земельные просторы и конфликт интересов с другими европейскими государствами, особенно с Германией.

Но к полудню, когда друзья расстались, они ни на йоту не приблизились к пониманию того, как Балантайн может быть связан со всеми этими политическими эскападами или что он знает такого, что может помешать заработать состояние хоть в Африке, хоть в любой другой части света.

Пока Шарлотта общалась в Королевском ботаническом саду с Балантайном, ее муж нанес визит Зигмунду Танниферу, который сам попросил его об этом. Банкир находился в мрачном настроении, а Парфенопы на этот раз видно не было.

– Я обсудил все это с женой, – сказал Таннифер, после того как все требования хорошего тона были выполнены и они с Питтом уселись в комфортабельные кресла друг напротив друга в несколько чрезмерно украшенном кабинете банкира. – Мы очень много думали над тем, кто может быть в этом замешан и, самое главное, какие требования может выдвинуть преступник, когда дело дойдет до этого. – Зигмунд тоже выглядел измученным, как будто его нервы были уже на пределе. Его левая рука, не переставая, гладила подлокотник, и полицейский заметил, что хрустальный графин с бренди, стоящий на шифоньере, был полон всего на четверть. Томас подумал, что на месте банкира тоже попытался бы успокоить нервы с помощью известной дозы алкоголя.

– И к каким же выводам вы пришли? – спросил он вслух.

– Это не выводы, суперинтендант, – ответил его собеседник, покусывая губу. – Я бы назвал это скорее предположениями, которыми хотел бы поделиться с вами. – Таннифер улыбнулся. – Знаете, возможно, я просто пытаюсь найти причины, чтобы переговорить с вами, потому что эти наши разговоры придают мне некоторую уверенность. Мне кажется, это похоже на то, как человек срывает повязку, чтобы посмотреть, заживает ли его рана… или нет. – Он пожал своими тяжелыми плечами, и жест этот странно походил на признание своего поражения. – От этого никому не становится лучше – ни самой ране, ни раненому, – однако перед этим искушением невозможно устоять.