Падающий каменный ананас задел мистера Уотерфорда по касательной, но рана на его затылке оказалась довольно неприятной. Кроме того, когда он стал падать, навстречу ему рванулась каменная ступенька, оставившая у него на лбу шишку, которая вполне могла посоперничать с моей собственной. На какое-то время он потерял сознание, но его тоже объявили «годным к строевой».

– Несколько дней голова будет побаливать, – сказал доктор Эдлинг. – Если почувствуете головокружение или тошноту, немедленно вызывайте меня. Но через несколько дней вы будете как новенький.

После этого медик перешел к миссис МакЛелланд.

– Что это за нож? – спросил он, изучая ее предплечье.

– Нож для фруктов, – ответила я. – С закругленным кончиком лезвия, длиной около двух дюймов[63]. Плохо сбалансирован, хотя его никто не предназначал для метания. Похоже, что он прошел как раз между лучевой и локтевой костями. Не хотелось бы хвастаться, но бросок неплохой.

– Это вы бросили? – не поверил доктор. – Он вошел по самую рукоятку.

– Меня так папа научил, – объяснила я.

– Вы могли повредить артерию. Опрометчивый бросок. Очень опрометчивый.

– Выбор был между этим моим броском и ее выстрелом в одного из нас, – заметила я. – Иногда приходится взвешивать риски, и тогда сумасшедшая женщина получает нож в руку. Хотя артерии я не задела, иначе она бы уже давно истекла кровью.

Эдлинг взглянул на меня, но вынужден был признать, что я права. Сделав преступнице укол морфия, он осторожно извлек нож из ее руки. Как раз когда он перевязывал рану, раздался звонок в дверь.

Это были инспектор Фойстер и сержант Тарпли.

Я поняла, что впереди нас ждет долгая ночь.

Но на самом деле инспектору понадобилось меньше часа, чтобы зафиксировать наши показания. Выражение на его лице менялось – судя по всему, совершенно произвольно – от гнева до возмущения, от изумления до осуждения, а потом до полного восхищения – с такой скоростью, что можно было подумать, будто бы он делает новомодную гимнастику для лицевых мышц.

– Хочу сказать, что я должен поблагодарить вас, милорд, – сказал Фойстер, готовясь уйти. – Вы раскрыли очень сложное преступление. Хотя мне хотелось бы, чтобы в будущем, оказавшись в подобной ситуации, вы обращались бы за помощью к профессионалам.

– Времени не было, инспектор, – объяснил лорд Ридлторп. – И благодарить вам надо леди Хардкасл. Это она во всем разобралась. Без нее это существо Беркиншоу предстало бы перед судом за три, а не за два убийства, а мы бы недосчитались одного из наших дорогих друзей.

– Тогда я должен сказать, что благодарен и вам, миледи, – сказал полицейский. – Ваш друг, инспектор Сандерленд, очень высокого мнения о вас. Не уверен, что буду к вам столь же снисходителен, но этой ночью вы спасли человеческую жизнь, и я не могу этого не признать.

Леди Хардкасл склонила голову в знак того, что приняла его благодарность.

– Что же касается вас, мисс, – тут Фойстер повернулся ко мне, – вам бы надо было подумать о цирке с таким талантом к метанию ножей.

– А вы знаете… – начала было я, но хозяйка прервала меня.

– Об этом мы сможем поговорить в другой раз, инспектор, – сказала она.

Фойстер нахмурился, но настаивать не стал. Вежливо распрощавшись с лордом Ридлторпом, они с сержантом вывели свою пленницу в ночь.

* * *

Миссис Раддл на скорую руку соорудила то, что назвала «легкой холодной закуской» и что, с точки зрения любого другого, оказалось роскошным пиром, с любовью приготовленным первоклассным поваром.

Его накрыли в столовой на первом этаже, и хозяин усадьбы пригласил меня присоединиться ко всем остальным.

– Мне наплевать, чем вы зарабатываете себе на жизнь, – сказал он, – но сегодня, с помощью вашего умения, вы спасли не одну жизнь, и для меня будет большой честью, если вы отобедаете с нами.

– Благодарю вас, милорд, – ответила я. – Вы чрезвычайно милы.

– Я так и не добьюсь от вас, чтобы вы называли меня Пройдохой, а? – рассмеялся его светлость.

– Вы позволите начистоту, милорд? – спросила я.

– Вы это заслужили, – сказал он с улыбкой.

– Я, честное слово, не могу представить себе, почему вы хотите, чтобы даже ваши ближайшие друзья – не говоря уже о горничной гостящей у вас дамы – называли вас этим прозвищем.

– Вы не представляете себе, к чему человек может привыкнуть за долгие годы, – пояснил его светлость. – Но проходите и присаживайтесь. Мне кажется, что вы с вашей хозяйкой должны объяснить нам, почему начали подозревать Мюриэль. То есть, я хотел сказать, Ребекку. Мне всегда казалось, что она лучшая домоправительница, которая когда-либо была в Кодрингтон-холле. Как же я ошибался!

Леди Хардкасл дождалась, когда закончились разговоры и стук приборов, сопровождавшие гостей, пока те накладывали еду на свои тарелки, и только после этого начала:

– Знаете, Пройдоха, я очень долго была уверена, что все происходящее имеет какое-то отношение к вашей гоночной команде. Когда умер несчастный Докинс и мы узнали, что авто было специально поломано, это было очевидным выводом.

– Так что же, по-вашему, тогда случилось? – перебил ее мистер Уотерфорд. – И почему вы никому ничего не сказали?

– Потому что, дорогой Монти, в этом случае вы были бы главным подозреваемым.

– Я? – удивился Монтегю. Его лицо тут же исказилось от растущей боли в голове, и ему пришлось умерить свое изумление и ярость, чтобы избавиться от нее.

– Ну конечно, – ответила ему миледи. – Если это было связано с коммерцией, вы с Виктором становились очевидными подозреваемыми. А потом Виктор получил то, что ему причиталось…

– И все-таки я не понимаю, зачем ей надо было убивать Виктора, – вмешался в разговор Фэншоу, который, лишенный возможности присутствовать там, где произошло самое интересное, пытался теперь принять активное участие в разговоре. – Или того же Докинса. Или травить бедную собаку. Или почему она пыталась достать меня – полагаю, это она сбила меня на «Роллсе»?

– За рулем «Роллса» действительно сидела Ребекка Беркиншоу, тут ты прав, Гарри, – согласилась с ним леди Хардкасл. – Но ее целью был не ты, а Джейк.

– Как только я узнала, кто она, – заметила леди Лавиния, – мне в голову тоже пришла эта мысль.

– И все равно, старушка, я не понимаю, – настаивал Гарри.

– Тогда давайте начнем с начала, – предложила моя госпожа. – Все началось год назад. Или нет, давайте начнем с самого-самого начала.

– С динозавров и прочего такого? – вставил ее брат.

– Заткнись, дорогой, – велела ему Лавиния. – Дай же ей сказать.

– Вот этот документ, – принялась расссказывать Хардкасл, показывая всем сложенный лист бумаги, добытый Эваном в комнате Ковача, – это старое письмо вашего отца, Пройдоха. В нем он рассказывает Ковачу о вашей гоночной команде и просит его помочь вам советом и делом. Он напоминает Ковачу о встрече в Вене, куда ваш отец ездил вместе с мистером Беркиншоу. А еще он льстит ему по поводу его инженерного таланта.