* * *

Фотографий с Сэмми в чате не было – ему, видимо, удалось избежать народного гнева. Может, потому, что он сотрудничал с Кэролайн Голдштейн. Передав все имеющиеся у него улики, он признал себя виновным и получил двести часов общественных работ. Правда, из Ренселлера его отчислили. Последнее, что я слышала (от его мамы), – что он подумывает через год поступать в местный колледж.

Спустя месяц после моих извинений Сэмми прислал ответ.

СЭММИ: спасибо за то, что велела идти к адвокату.

Не совсем «Я тебя прощаю», но все к тому идет. По крайней мере, Сэмми понял, что я за него переживаю. А пока надо смириться.

Что до тех, кто заглядывал на сайт, загружал и скачивал фотографии, то они в большинстве своем отделались легким испугом. Некоторых самых заядлых пользователей отстранили от занятий. Еще двоих – которые распространяли фотографии – вызвали (о ужас!) на ковер к директору Палмеру. Остальные не понесли никакого наказания. Увы!..

Ах да, одну девчонку из девятого класса, которая скачала фотографии, чтобы припугнуть соперницу, все-таки исключили. Девочек, видимо, судят по другим стандартам.

Однако рада сообщить, что Голдштейн оказалась верна своему слову. Она не только выдвинула обвинения и привлекла внимание общественности, она еще и настойчиво добивалась того, чтобы школа тоже принимала участие в разбирательствах, выступая в защиту тех, кто решил промолчать. В следующем году обещали ввести новый курс информационной безопасности, в который включат раздел про интимные переписки и согласие. Итак… победа?

Мое участие в деле завершилось, когда я передала его Кэролайн и полиции. Поэтому звонок офицера Д’Антони изрядно удивил. Тот попросил явиться на допрос, поскольку меня (представляете?) обвинили в противоправном поведении.

Оказывается, когда Гарольд Минг обещал меня засудить, то была не простая угроза, чтобы выпустить пар (и заодно заплевать слюнями). Он официально выдвинул обвинения во взломе компьютера и написал заявление. Отец отвез меня в участок, где я с чистой совестью призналась Д’Антони, что действительно скопировала жесткий диск Гарольда и обнаружила там уйму непристойных фотографий несовершеннолетних девочек.

Мне присудили отработать до конца лета сорок часов общественных работ. (А Гарольду – сто. Ха-ха!)

На этом все. Дело закрыто. Пусть не совсем – суд наверняка затянется, – но прямо сейчас я могла вздохнуть спокойно.

К этому тоже требовалось привыкнуть. Последний раз свободное время у меня было в девятом классе. Ужасно хотелось взяться за какое-нибудь дело, чтобы сохранить рассудок. После того как Крису предъявили обвинения и стало известно, какую роль в его разоблачении сыграла я, меня буквально завалили заказами (причем Стэнфорд не стал дешевле). Но я взяла себя в руки и решила воздержаться от работы, чтобы поразмыслить над этичностью своих поступков. Я пыталась заняться старым добрым самоанализом, который хоть и выматывал, но все-таки давал свои плоды. Я завела дневник. Стала помогать матери по дому. Изредка заглядывала в спортзал «Тринити-тауэрс» и ходила по беговой дорожке, пока с натуги не вываливала язык (что занимало примерно семь минут). В общем, работала над собой.

В августе я заявилась в мэрию, чтобы отработать назначенные часы. Думала, меня отправят читать старикам книжки или помогать в маминой больнице, однако мне заявили, что я буду убирать мусор на обочине трассы, что в полной мере соответствовало моим навыкам. Помните про беговую дорожку? Представьте то же самое, только на обочине! Да еще с мешком для мусора! Что за бред?!

Мне выдали экипировку и здоровенный светоотражающий жилет, в котором я выглядела то ли огородным пугалом, то ли дорожным конусом. Наверное, меня планировали включить в один отряд с другими преступниками. Всякими пироманьяками! Или еще хуже – с Гарольдом Мингом! Однако, как ни странно, большая часть уборщиков пришли не по решению суда. В основном там были волонтеры (бабушка с внуком; парень, думавший баллотироваться в депутаты, и так далее), которые хотели украсить свой город. Это хорошо – может, я сумею затеряться среди них, не признаваясь в преступном прошлом.

Нас привели в темный конференц-зал, где запустили фильм про безопасность на дорогах[145]. По его завершении включили свет и спросили, есть ли у нас вопросы. Кто-то поинтересовался, обязательно ли надевать перчатки – мол, у него псориаз, а резина раздражает кожу, это подтверждает справка от врача (которая по совместительству является родной супругой спрашивающего). Я обернулась глянуть, что за псих делится столь интимными подробностями. Увидела пожилого мужчину без малейших признаков псориаза, на плече у которого сидела ручная птичка. А рядом с ним, в таком же ярком жилете – Эйвери Грин[146].

Странное совпадение (и очень подозрительное). Хотя что странного в том, что в свободное время Эйвери Грин собирает мусор? Разумеется, он первым вызвался бы добровольцем и столь же охотно сел бы рядом с мужчиной, у которого псориаз. Эйвери живет ради всеобщего блага.

Он заметил меня, как только я обернулась, и испуганно вытаращил глаза. Кажется, решил, будто я его преследую. Когда мы вышли на улицу, нас разделили по двум школьным автобусам, и я надеялась, что развезут по разным участкам, но, увы, не повезло. Автобусы встали рядышком в одном парковочном кармане.

Придется выдержать встречу с Эйвери лицом к лицу.

Дама из мэрии выдала нам пакеты. Когда я подошла за своим, то случайно поймала на себе взгляд Эйвери. Я вежливо улыбнулась ему. Тот, хоть и настороженно, улыбнулся в ответ. (По-другому – например отвернуться – он не мог. Это же Эйвери Грин.)

Эйвери, как всегда, приветливо заговорил, нарушая тишину:

– Здравствуй.

Я неловко буркнула в ответ. По лицу наверняка было заметно, что я рада его видеть. Щеки пылали с тех самых пор, как я увидела его в темном полупустом зале.

Повисло неловкое молчание. Оно длилось секунды три, хотя по ощущениям – лет семнадцать. Наконец Эйвери спросил:

– Что привело тебя в отряд уборщиков?

– Э-э-э… – Я неловко замялась. Жаль, нельзя сказать, что исключительно добрые намерения. Это было бы враньем. – Отрабатываю часы за то, что влезла в компьютер Гарольда Минга.

– А. Ясно.

Тем временем мы подошли к нужному участку шоссе и принялись собирать бумажки, окурки и банки из-под газировки. Эйвери старательно накалывал их на палку, я же предпочла поднимать руками. Если честно, меня эта обязанность ни капельки не бесила. В том, чтобы убирать мусор, нет ничего зазорного.

Так прошло несколько минут. Я не вытерпела и повернулась к Эйвери.

– Честное слово, я не знала, что ты здесь будешь. Я за тобой вовсе не гоняюсь.