Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Послушай, – повторил Чарльз.
– Я не могу работать! Этот молодой человек болтает без умолку, – сказал дядя Джулиан. – Констанция, вели ему помолчать немного.
– Кстати, вас тоже касается, – Чарльз говорил по-прежнему тихо. – Довольно я терпел вас обоих, хватит. Одна в комнате гадит, деньги в землю закапывает, другой даже имени моего запомнить не может.
– Чарльз, – уточнила я его имя для Ионы. Деньги-то я закапывала, но имя его помню; а бедный, старый дядя Джулиан ничего не может: ни деньги закопать, ни имени вспомнить. Надо все-таки быть добрее к дяде Джулиану.
– Дашь дяде Джулиану пряного печенья на ужин? – спросила я Констанцию. – И Ионе дай.
– Мари Кларисса, – произнес Чарльз. – Тебе дается последняя возможность объясниться. Почему ты устроила в комнате хлев?
Отвечать ему незачем. Он же не Констанция; да и любое мое слово он использует, чтобы снова захватить власть над домом. Я сидела на ступеньке и чесала Иону за ушком, а ушко слегка подергивалось.
– Отвечай, – сказал Чарльз.
– Сколько раз повторять тебе, Джон, я об этом ровным счетом ничего не знаю, – дядя Джулиан ударил кулаком по столу, и бумажки разлетелись. – В женские дрязги я не вникаю. Жены цапаются – пускай, нам в их склоки встревать не пристало. Попреки чужды мужчинам, тем более нельзя грозить друг другу, если повздорили жены. Ты мелочен, Джон, ты мелочен.
– Да заткнитесь! – закричал Чарльз; хорошо, что он снова кричит. – Констанция, – сказал он потише, – это какой-то кошмар. С этим надо кончать, немедленно кончать!
– …не потерплю, чтобы родной брат затыкал мне рот. Мы покинем твой дом, Джон, если таково твое желание. Но одумайся, прошу тебя. Мы с женой…
– Это я во всем виновата, только я, – Констанция говорила так, будто вот-вот заплачет. Нет, нельзя, невозможно, она не плакала столько лет! Подбежать бы к ней, утешить, да ноги точно свинцом налились, и внутри все окаменело.
– Ты – черная сила, – сказала я Чарльзу. – Ты призрак и демон.
– Что? Какого черта?!
– Не обращай внимания, – сказала Констанция. – Маркиса несет чепуху.
– Я, Джон, все больше сомневаюсь в твоем благородстве. Ты корыстолюбец и, возможно, даже подлец, ты хочешь все в этом мире прибрать к рукам.
– Это психдом, – убежденно сказал Чарльз, – Констанция, это психдом.
– Я сейчас уберу в твоей комнате, Чарльз, не сердись, умоляю тебя. – Констанция бросила на меня сердитый взгляд, но я сидела как каменная, не в силах пошевелиться.
– Послушайте, дядя Джулиан, – Чарльз встал и подошел к столу.
– Не прикасайся к моим записям, – дядя Джулиан пытался прикрыть бумажки руками. – Не тронь мои записи, выродок.
– Кто я?! – спросил Чарльз.
Дядя Джулиан обратился к Констанции:
– Прости, это не для твоих ушей. Но все же вели этому юному выродку держаться отсюда подальше.
– Хватит, – оборвал Чарльз дядю Джулиана. – Наслушался. Я не собираюсь трогать ваши идиотские бумаги, и я никакой не Джон.
– Разумеется, ты не Джон, ты и ростом не вышел. Ты просто юный выродок, и отправляйся-ка к своему отцу, который, к моему величайшему сожалению, приходится мне братом. Так ему и передай. И мать пусть слышит, она женщина сильная, да родных не жалует – это она порвала с нами родственные отношения. Если захочешь, повтори самые крепкие мои слова в ее присутствии, я разрешаю.
– Но все давно забылось, дядя Джулиан; мы с Констанцией…
– Это ты забылся, юноша, ты не смеешь говорить со мной таким тоном. Отрадно слышать, что ты раскаялся, но ты отнял у меня слишком много времени. И сиди теперь тише воды, ниже травы!
– Сначала я договорю с вашей племянницей Мари Клариссой.
– Моя племянница Мари Кларисса давным-давно умерла, юноша. Не пережила потери родных. Я полагал, тебе это известно.
– Что? – Взбешенный Чарльз повернулся к Констанции.
– Моя племянница Мари Кларисса умерла в приюте от тоски и одиночества, пока ее сестру таскали по судам по обвинению в убийстве. Но она в моей книге существенной роли не играет. Хватит о ней.
– Вот же она сидит! – Чарльз махнул рукой в мою сторону, лицо его налилось кровью.
– Молодой человек! – Дядя Джулиан отложил карандаш и развернулся к Чарльзу. – Я, по-моему, указывал вам на важность моей работы. Но вы продолжаете мне мешать. С меня довольно. Замолчите или выйдите вон!
Я хохотала без удержу, даже Констанция улыбалась. Чарльз оторопело глядел на дядю Джулиана, а тот, повернувшись к бумагам, ворчал себе под нос:
– Невоспитанный, бесцеремонный щенок… Констанция?
– Что, дядя Джулиан?
– Он вообще слишком много на себя берет. Когда он уезжает?
– Никуда я не уезжаю, – произнес Чарльз. – Я остаюсь здесь.
– Это невозможно, – сказал дядя Джулиан. – У нас нет места. Констанция?
– Что, дядя Джулиан?
– Сделай мне на обед отбивную. Маленькую, в меру прожаренную. С грибами.
– Хорошо. – Констанция воспрянула духом. – Пора приниматься за обед. – И она с облегчением смела со стола мусор и палки, которые Чарльз притащил из комнаты, собрала в бумажный пакет и выбросила в мусорный бачок, потом вернулась к столу с тряпкой и вытерла его до блеска. Чарльз глядел то на нее, то на меня, то на дядю Джулиана. Совершенно сбитый с толку, он не знал, как себя вести, не верил ни глазам, ни ушам своим, а я ликовала, глядя на первые судороги попавшего в сети демона, и страшно гордилась дядей Джулианом, Констанция улыбнулась Чарльзу – от радости, что никто больше не кричит; плакать она уже не будет; она, видно, тоже почувствовала, как демон тщится вырваться из сетей, и сказала:
– Чарльз, ты устал, наверное. Пойди, отдохни до обеда.
– Где прикажешь отдыхать? – Чарльз был еще ох как зол. – Я с места не двинусь, пока мы не разберемся с этой девицей.
– С Маркисой? А что тут разбираться? Я же сказала, что вычищу комнату.
– Ты что – не собираешься ее наказывать?
– Меня наказывать?! – Я замерла на пороге, дрожа от ненависти. – Меня наказывать? Отправите спать без ужина?
И я побежала. Я бежала, покуда не оказалась на поляне, в высокой-высокой траве – по самую макушку, здесь меня не найти… Но Иона меня все-таки отыскал и сел возле; трава надежно хранила нас от чужих глаз.
* * *
Я просидела так очень долго, но наконец встала; я знала, куда идти. Пойду в беседку. Последние шесть лет и близко к ней не подходила, но Чарльз испоганил все вокруг, только беседка осталась нетронутой. Иона за мной не пойдет, ему там не нравится; увидев, что я сворачиваю на заросшую тропинку к беседке, он пошел своей дорогой, словно у него возникло вдруг неотложное дело, а со мной он встретится позже. Беседка, помнится, никому особенно не нравилась. Папа собирался повернуть сюда русло протоки и устроить водопадик, но что-то неладное случилось с деревом, камнем и краской, и беседка не удалась. Мама однажды увидела на пороге крысу, и ничем с той поры маму было туда не завлечь, а раз не ходила мама – не ходил никто.