Итальянцы извинились перед советскими инженерами и лично моим папой и заказали заводы в Германии по тем фотографиям, которые они сделали в России, публикациям и общедоступным авторским свидетельствам. Ещё через пять лет Италия начала продавать плитку по всему миру на 80 миллиардов долларов в год, а Китай увеличил своё производство плитки в 1000 раз. Таких примеров упущенной выгоды и конфуза советской внешней торговли были десятки, и все они служили индикатором недееспособности советской экономической системы.

Когда здесь, в Америке, я опубликовал статью о нашем приоритете всемирно применяемой конвейерной технологии керамической плитки, американское общество керамиков включило меня в число 100 самых значительных новаторов ХХ века.

Картина 4. Убийстворазоблачителя госплановсого обмана

Через несколько лет после окончания института я как-то случайно встретил на улице одну из моих институтских однокурсниц. Мы с ней обменялись телефонами, и через какое-то время я с женой встретился с ней и её мужем, который был лет на 15 её старше. Они вдвоём только что купили по советским меркам огромную четырёхкомнатную кооперативную квартиру в новом доме возле станции метро, что по тем временам было экстраординарным событием. Лена и её муж Борис Михалевский тоже были евреи.

Борис вырос на Колыме. Вместе со своей мамой он сначала жил в лагерном бараке, а потом возле него. Там он самостоятельно учился.

Потом каким-то чудом перебрался на Урал. Ещё через 10 лет он экстерном получил институтский диплом экономиста и добрался до академика Федоренко, под формальным руководством которого Борис довольно быстро защитил кандидатскую и докторскую диссертации.

Любимец Хрущёва и Брежнева, академик Федоренко основал Экономико-математический институт Академии наук СССР. В этот институт Федоренко набрал блестящих молодых людей, в основном евреев. Они фонтанировали экономическими идеями, моделями и проектами, искренне движимые романтической верой в возможность улучшения и процветания социалистической плановой экономики.

Одним из лидеров института стал Михалевский. Тогда ещё в СССР не было персональных компьютеров, но к нему домой по специальному правительственному распоряжению доставили из-за рубежа вы-числительную машину размером с комнату. Работал он в основном дома, куда приглашал нужных ему сотрудников своего института.

Однажды Борис, сидя со мной за обеденным столом, стал рассказывать о том, что Косыгин поручил Федоренко, а Федоренко направил ему секретное задание по независимой экспертизе годового плана и бюджета, подготовленного Госпланом и Минфином СССР. Хорошо помню, что я начал развивать мысль о невозможности точного расчёта очень больших систем с бесчисленными связями между элементами и плохо предсказуемыми действиями этих элементов под влиянием индивидуальных человеческих интересов и страстей. К этому Борис неожиданно добавил, что кроме неучтённых составляющих, таких, как воровство, разгильдяйство и теневая экономика, он обнаружил ошибки и подтасовки Госплана и Минфина.

Всё дело в том, что после того, как были удовлетворены все нужды военно-промышленного комплекса, силовых ведомств, партаппарата и зарубежных стран, а также предприятий группы А, для группы Б уже ничего не хватало. При капитализме в случае нехватки своих ресурсов государство занимает деньги у частного сектора, выпуская облигации, а частные предприятия привлекают зарубежных партнёров. Поскольку в СССР частного сектора не было, а за рубежом тогда ещё не занимали, сотрудники Госплана и Минфина просто печатали деньги и шли на обман и искажение цифр во многих балансах, ссылаясь на секретность.

Со сталинских времён и вплоть до смерти Смирнова уже при Горбачёве (более 30 лет), существовала так называемая Военная Комиссия во главе с первым заместителем Совета министров СССР Смирновым, который фактически и формально не подчинялся официальному премьеру и члену Политбюро Косыгину. И Косыгин, и все остальные члены Политбюро просто утверждали то, что клал им на стол Смирнов, обобщавший материалы подчинявшихся ему «военных» подразделений Госплана и соответствующих подразделений всех других ведомств и министерств. Кроме Смирнова, в курсе всех дел был только Председатель Госплана Байбаков.

Никакого баланса доходов и расходов, а также продуктов и ресурсов на самом деле не было, и Михалевский (впервые в истории советской власти) показал, в каких местах и как были сделаны сознательные подтасовки. И я, и его жена Лена были напуганы этим, но Борис сказал, что Федоренко подписал рецензию сам, а Борис специально не оставил у себя ни черновиков, ни копий своих записей и расчётов. Мол, за свои расчёты и выводы он ручается, и ему за это ничего не будет. Единственное, что его смущает, это то, что Федоренко впервые показал самому Косыгину, сколько на самом деле уходит на «войнушку» средств и ресурсов, включая их выделение по всем отдельным оборонным и необоронным ведомствам.

Через пару месяцев я опять был дома у Михалевских и сразу насторожился, хотя хозяева были беззаботны и веселы. Мне очень не понравилось, что в их огромном коридоре копошились двое одинаково подстриженных молодых и крепких блондинов с одинаково прямыми спинами военных. Борис сообщил мне, что Председатель Госплана Байбаков предложил КГБ посадить Бориса в тюрьму и лагерь, но, в конце концов, велел только отобрать у него пропуск в Госплан. Федоренко сказал, что пусть они сами там разбираются в своих планах, а Борис пусть пишет книгу о новых математических моделях в экономике. Эти двое молодых и молчаливых людей – новые аспиранты Бориса, и они все вместе решили пойти летом в плавание и турпоход на лодке по красивым местам. Жён и девочек они брать не будут. Я очень удивился, поскольку Борис был здоровеньким и тол-стеньким бегемотиком, который никогда никаким спортом не занимался, вообще не умел плавать, и другим не советовал. Но дело было решённое – они пойдут в поход на двух лодках, одна из которых уже готова, а вторая в процессе изготовления.

Мой визит был зимой, а в начале лета я узнал, что Борис якобы случайно и обидно утонул под Москвой во время пробы своей лодки. Глубина речки, по которой они плыли, не превышала двух метров. Вместе с ним были два его аспиранта, которые выплыли после того, как лодка перевернулась. Якобы от горя они оба почти сразу и навсегда исчезли из Экономико-Математического Института. Федоренко дал водолазам личные деньги на поиски тела. Видимо аспиранты показали место аварии неверно. Поэтому труп Бориса нашли только через две недели возле небольшой плотины.

К этому времени Лена оказалась в роддоме на сохранении беременности своим первым и поздним ребёнком. Друзья и родственники долго скрывали от неё гибель, или убийство Бориса. Ребёнка она родила преждевременно. Умные друзья Бориса посоветовали Лене не обращаться в милицию и прокуратуру. Вместо этого Лена подала ходатайство