— А может, ему просто нравится цифра три, и больше убийств не будет? — брякнула Паша, на которую все внимательно посмотрели, и она до того смутилась, что, никого не дожидаясь, хлопнула рюмку водки «за Адика».

— Может, и не будет, — согласился Голубев. — А могут и быть, если это серия: и до десятка убийств доходило, правда, тут морзянка какая-то — частит он: пи, пи, пи. Обычно паузы между убийствами подольше бывают. Кроме места преступления (а это, как уже сказано, кинотеатр), убийства объединяет еще кое-что, а именно — ваш дом, граждане: Ворошилова, пять. Ведь что получается? Владилен Зотов и Раиса Зотова — члены одной семьи, так? Так. Лариса Махонина квартировала у Александры Тихоновны Абросимовой (Марат впервые услышал фамилию бабы Шуры) и жила, то есть отдыхала в нашем городе с июля месяца, этажом ниже убитых Зотовых. Кинотеатр и ваш дом — вот два места, которые соединены какими-то нитями. Но какими? Давайте рассмотрим, давайте подергаем за эти липкие ниточки.

Но тут дядя Коля прервал человека из органов, сказав, что следствие следствием, но поскольку они пришли на поминки, то пора поднять рюмки, выпить за Владика Зотова, что все, включая следователя, и сделали, а затем Прохор Петрович, закусив пирожком, продолжил свою речь:

— Почерк всех трех убийств настолько разный, что я, по правде говоря, теряюсь в догадках. Это художественная самодеятельность сверхпрофессионального уровня — так бы я определил; не знаю, что скажут москвичи. Начнем с первого убийства. Вначале мы думали, что Адик умер от инфаркта. Это бывает — столько воли глотнул, что мотор не выдержал. И тут приносят заключение экспертов: отравление, и яд какой-то неизвестный. Первая мысль была, что немец отомстил: мало ли каких у них там ядов не напридумывали! Ведь Клаус сейчас здесь — вы, Герман Степанович, знаете? Дружбан-то ваш! — приставив ладонь рупором ко рту, крикнул следователь Глухому, который продолжал как ни в чём не бывало уплетать кутью, видимо, не расслышав, но после тычка Тони поднял голову: «А? Чего?» — Ладно, проехали. Но дело это щекотливое против интуриста. Ведь западный немец — это международный скандал. Легче его вытурить, а багаж на местный паровоз навьючить. Видите, я, как честная Маша, говорю всё как есть, — повернулся Голубев к насторожившимся зэкам. — Я этого Клауса спрашиваю: «Вы сколько еще у нас, герр, пробудете? Ром любите?» — «Найн». — «Гавайский?» — Опять «найн». — «А самогон?» — Дурацкий вопрос, вы скажете. Так вот, чтоб вы, граждане, знали, вопрос о самогонке, которую немчура пить не будет, но достать вполне может, совсем не дурацкий: в бутылке из-под гавайского рома был отравленный самогон. Вот так! А немец-то наш шибко любознательный. Ботаник. Наденет шорты и по тисосамшитовой роще вышагивает на своих волосатых ходулях. К церкви, где Адик с него деньги за непродающиеся иконы взял, и близко не подходит. Наученный. — Сидящие за столами засмеялись; конечно, подумал Марат, пора было снять нервное напряжение, что следователь и сделал. — Приволокли эту бабу, тоже потом убитую: «Только мужу не сообщайте». Да-а, дела! Посадили бабу на перо — и перо опять невиданное и неслыханное: рапира, что ли? Во всяком случае, не заточка. Жульё, я смотрю, стало какое-то аристократичное — скоро они перстни с ядами начнут на сходки надевать да плащи, в которых кинжалы из дамасской стали станут припрятывать. Через пасть льва — это ручка-то дверная в кинотеатре — укол нанесли. Выходит, убийца за дверью, в фойе кинотеатра стоял и вслепую тыкал, пока не попал. Впрочем, дверная створка могла быть приоткрыта. Ничего не боятся наглецы, никаких свидетелей во внимание не принимают! Просто какие-то средневековые Борджиа заехали на всесоюзный социалистический курорт — и пакостят, а, Черкес? — прямо обратился следователь к рецидивисту. — Не только мне выгодно с колес раскрыть это дело, но и тебе, Юсуф. Пошерсти там по своим каналам. А то ведь ниточки-то к тебе тянутся, багаж грузится на твой паровоз — так по всем статьям выходит.

— Ты мне, гражданин начальник, мокрое-то не шей, да еще серию, — мрачно произнес кавказец.

— Не я шью — Фортуна, — отвечал, делая большие глаза, следователь. — Контролер не очень сюда вписывается, это да. Ежели Юсуф нашел валюту, зачем портфель на леса подкладывать — не проще ли уничтожить улику, да и Раису Яновну заманивать на верхотуру вроде бы не было нужды. И…

— А я тете Рае письмо передала! — раздался тут голосок Эли, которая с тревогой слушала следователя, в особенности когда он завел речь о ее матери.

— Какое письмо? Когда? — мгновенно отреагировал Прохор Петрович и, подойдя к девочке, велел сидящим рядом освободить ему местечко. — И чье это прекрасное дитя?

Узнав, чье это «прекрасное дитя», следователь кивнул и принялся допрашивать ребенка. Оказалось, что Эля, накачанная таблетками, недавно проснулась и не слыхала еще про третье убийство. Она ни с кем не разговаривала, пряталась за ширмами и выходила оттуда только за тем, чтобы спросить, который час: ждала отца, который вот-вот должен был прилететь из Салехарда. И на поминках оказалась только потому, что отсюда дорога, которой должен был прийти Александр, видна лучше, чем из окошка полуподвала. Эля, которую то и дело прерывал наводящими вопросами Голубев, рассказала, что вчера, около трех часов дня, обнаружила в кармане-кенгуру сарафана конверт: буквы были вырезаны из газеты и наклеены, слова такие: «Передать Раисе. Очень важно! Не вскрывать!»

— Конечно же ты вскрыла? — полуутвердительно спросил следователь.

— Нет, я спешила: папа позвонил по межгороду, а мамы не было дома, он должен был в шесть перезванивать — я и побежала отыскивать маму и сообщить ей об этом, письмо взяла с собой.

Эля наивно сказала, что хотела прочесть письмо, — ведь в рассказе о Шерлоке Холмсе один человек также вырезал буквы из газет и наклеивал. Так иногда делают преступники, и это ее насторожило.

— и?

Но потом она подумала: как преступник мог добраться до ее кармана — ведь этого не может быть! Ведь… ведь мама тогда была жива, а если бы Эля нашла записку сегодня, то, конечно, обязательно бы вскрыла или отнесла в милицию.

— Но вчера…

— Что же случилось вчера?

— Вчера я встретила тетю Раю в буфете кинотеатра — я зашла туда, чтобы купить эскимо, и отдала ей письмо, — я ведь не думала, что ее столкнут, — а потом, сказав матери о звонке, в семнадцать часов пошла в кино с… — Марат почти бесстрастно ждал этого момента, зная, что он всё равно наступит. — С Маратом. — Она даже ткнула в него пальцем.

Прохор Петрович, занятый важным расследованием, бросил на него пытливый взгляд, но этим и ограничился — до катастрофы выяснения личности дело пока что не дошло. Хотя Марат не строил никаких иллюзий на этот счет и не сомневался, что следователь доберется и до него.

Тоня всё время что-то складывала из пальцев и артикулировала губами — переводила звучащие слова отцу азбукой глухих. Паша по мере сил старалась ей помочь — видимо, она тоже выучила эту азбуку.

— Так, это многое проясняет! — допросив Эльвиру Махонину, воскликнул Голубев. — Наверняка во вложенном в конверт письме — или там скорее была записка с такими же, как на конверте, газетными буквами, — говорилось о валюте, которую некий доброжелатель вроде как собирался передать матери Адика, хотя, конечно, никаких денег в портфеле быть не могло, там лежала только «кукла». Как могла Раиса Яновна, умная женщина, попасться на эту удочку, не знаю. И еще такое высотное место встречи… Впрочем, может быть, встреча была назначена на сцене, за экраном, в то время как по эту сторону развивалось действие фильма про шпионов-аквалангистов или же шел следующий фильм — «Ромео и Джульетта». Или всё случилось между сеансами, что маловероятно. Возможно также, контролер решила заранее осмотреть место встречи и внезапно увидела знакомый портфель на лесах — на него был направлен луч фонарика; включенный фонарик обнаружили там же, напротив портфеля, — и не удержалась, полезла за ним! Хотя это была явная ловушка — ведь и ступеньки могли быть подпилены, и доски. Правда, следов подпила не обнаружили. Да и записку нигде не нашли, не было и конверта, то есть или контролер успела выкинуть письмо (надо будет осмотреть урны возле кинотеатра, а также ближайшие мусорные баки, сейчас распоряжусь), или убийца потом уже, после гибели Раисы Зотовой, постарался уничтожить улики. Нет, скорее она сама — а то бы он (или она) и портфель с фонариком забрал, никто бы ни о чём не догадался… Да, сплоховал убийца! Но вот что полезла контролер на леса — это, конечно, удивительно!