Передовые отряды оторвались от основных сил корпуса на 50 километров. Узнав о том, что Гусаковский оказался в беде, генерал Гетман примчался в штаб, и первый же вопрос Бабаджаняну и Веденичеву: что с комбригом?

В штабе тоже переполох — все переживали за людей, попавших в ловушку. Только к середине дня 30 января через промежуточную станцию Гусаковскому удалось выйти на связь.

Положением Гусаковского были обеспокоены не только в штабе корпуса, но и в штабе армии. Там тоже готовились оказать «окруженцам» действенную помощь. «Было совершенно очевидно, что передо мной тот самый случай, когда промедление смерти подобно, — писал Катуков. — Можно было бы, конечно, подбросить армейские средства усиления, создать штурмовые группы, но на это потребовалось бы целых три дня. За это время противник смог бы подтянуть резервы, привести в порядок отходящие части и очистить свой тыл от бригады Гусаковского.

Я приказал основным силам 11-го корпуса двигаться по маршруту Гусаковского. Но вместе с тем создал передовой отряд, который должен был прощупать огневую систему укрепрайона, найти брешь и повести за собой корпуса, а затем, если возникнет необходимость, и всю армию. Передовой отряд, в который вошли 6-й мотоциклетный полк В. Н. Мусатова, танковый полк подполковника Ярецкого и средства усиления, возглавил полковник А. М. Соболев»[245].

Обойдя Мезеритц, 11-й гвардейский танковый корпус вступил в бой с противником в районе населенных пунктов Каиншта и Бирнбаум. Рядом наступали части 8-й гвардейской армии; и Катуков, содействуя успеху Чуйкова, всякий раз забирал то одну, то другую бригаду, ослабляя тем самым силу удара корпуса.

Отряд Соболева, сбив заслоны противника у Швибуса, уверенно шел вперед. Форсировав канал, он подошел к городку Лагов, который сдался без единого выстрела. Здесь находился лагерь французских, американских и английских военнопленных, которые, перебив охрану и фаустников, заставили власти поднять на ратуше белый флаг — знак капитуляции.

Бригада Гусаковского и самоходно-артиллерийский полк Мельникова, пройдя по маршруту Бордан — Либенау — Шпительберг — Лагов — Тауэрлинг, 1 февраля 1945 года соединились с отрядом Соболева и основными силами корпуса.

Когда все страсти улеглись, уже в более спокойной обстановке Гусаковский рассказывал Гетману о прорыве бригады через Мезеритц. Он вынужден был признать, что допустил оплошность при входе в укрепрайон — не оставил даже небольшого заслона. Этим воспользовался противник и захлопнул отряд, как в мышеловке. «Жаль Алешу Карабанова, — говорил комбриг. — Погиб нелепо. Ему, видите ли, мало было перископа, хотел видеть картину боя своими глазами. В это время по машине жахнул фаустник…»

Комбриг передал Гетману список бойцов и командиров, представленных к награждению, просил похлопотать перед Катуковым и Шалиным, чтобы ни одна фамилия не была вычеркнута из него. «Тут все герои, так и сказал — Мезеритцкий — укрепленный район, не оправдал надежд гитлеровского руководства». Его разгром позволил частям Красной Армии подойти к Одеру, захватить плацдарм и подготовиться к наступлению на Берлин.

В Ставке Гитлера — растерянность. Запаниковал и Гейнц Гудериан. Он вынужден был признать: «28 января противнику удалось создать под Любеном предместное укрепление на Одере. Мы ожидали продолжения его наступления на Заган (Жегань). Далее на север, из района Крейц (Кжиш), Шнейдемюль (Пила), русские стремились продвинуться в западном направлении к Одеру между Франкфуртом и Штеттином (Щецин), по всей вероятности, для того, чтобы создать себе условия для последующего удара на Берлин. Видя нашу слабость, маршал Жуков начал действовать еще решительнее. Удар по одерским оборонительным рубежам был нанесен 1-й и 2-й гвардейскими танковыми армиями, 8-й гвардейской, 5-й ударной и 61-й армиями. Кроме того, у противника еще оставались достаточные силы для наступления из района Накель (Накло), Бромберг (Быдгощ) в северном направлении, в тыл нашим частям, оборонявшимся на рубеже Вислы»[246].

Можно сказать, что в начале февраля 1945 года закончилась Висло-Одерская наступательная операция. Войска 1-го Белорусского фронта вышли к берегам Одера, с боем захватили плацдарм. Это уже была территория фашистского рейха. До Берлина оставалось 60–70 километров. Это расстояние можно было преодолеть за один-два танковых перехода.

Поздравляя войска с успешным завершением Висло-Одерской операции, маршал Жуков писал:

«Боевые друзья!

Войска нашего фронта, блестяще выполнив поставленную задачу, вышли к границам Германии. Этим завершен первый этап операции, начатой 14 января. Наши войска до конца выполнили свою освободительную миссию, полностью очистили в полосе фронта польскую землю от немецких оккупантов. Сейчас вы грозной несокрушимой лавиной вплотную подступили к логову фашистского зверя…

Помните! Секрет победы — в стремительном ударе. За две недели вы с боями преодолели около 400 километров. До Берлина осталось вдвое меньше. От вас, товарищи, зависит одним ударом ворваться в Берлин, преодолев с ходу последние укрепленные рубежи врага»[247].

Однако значительной части сил фронта, в том числе и 1-й гвардейской танковой армии, пришлось выполнять другую задачу. Она участвовала в известной Померанской наступательной операции.

Танковая армия Катукова, пройдя более 600 километров за 18 дней и оказавшись на Одере, была еще вполне боеспособной, чтобы продолжать наступление на Берлин, что и доказано двумя последующими операциями — Померанской и Гдыньской, проведенными без пополнения ее материальной частью и личным составом, хотя, конечно, и она нуждалась в отдыхе.

После окончания любой операции — наступательной или оборонительной — штабы фронта, армии, корпуса или бригады подводят итоги, делают соответствующие выводы. На этот раз подводить итоги было некогда, после Висло-Одерской операции — снова в бой. Сделано много. Это признавала Ставка, командующие фронтами и армиями. Командующий 1-м Белорусским фронтом Г. К. Жуков считал Висло-Одерскую операцию классической. Наверно, для этого у него были все основания: размах и темпы этой операции определяли сроки окончательного и полного разгрома сил вермахта.

Успехи советских войск вынуждены были признать и германские генералы. Один из них — Ф. Меллентин — писал: «…русское наступление развивалось с невиданной силой и стремительностью. Было ясно, что Верховное Главнокомандование полностью овладело техникой организации наступления огромных механизированных армий… Невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного со времени гибели Римской империи»[248].