изменим и Королеву. И тогда, быть может, все закончится сравнительно хорошо. По крайней мере, я на это надеюсь.

* * *

Все трое повернулись друг к другу и кивнули в знак согласия. Лишь на лице Джона Рэйвенскрофта мелькнула тень сомнения, поскольку ему трудно было смириться с тем, что всю свою жизнь он считал чем-то несусветным. Маири это сомнение видела, но благоразумно решила не оспаривать, зная, что с исходом ночи его сомнениям раз и навсегда будет положен конец. Она лишь коротко сжала Джону руку, торжественным голосом сказав:

– Ну а сейчас, наверное, самое время показать вам то, что мне передала на хранение наша подруга. В конце концов, я взяла это и пронесла всю дорогу в наш мир, чтобы теперь показать вам.

Она улыбнулась и бережно развязала кожаные тесемки на таинственном предмете из своей сумы, который продвинула по столу к дочери. Опустив взгляд на небольшой фолиант, Джанет растерянно спросила:

– Мама, ты тащила эту книжку от самой башни Королевы?

– Именно так, доченька.

Джанет с любопытством указала на томик, который и ей, и, разумеется, ее отцу показался маленьким и незначительным.

– Там что, какие-то стишки?

– Можно сказать и так. В истории всех наших миров определенно есть что-то от поэзии.

– В этой книжонке? Да в ней и десяти страниц не наберется!

Ответ Маири был прост:

– Эта книга – доподлинный кладезь. В ней записаны все сказания, что когда-либо рассказывались или еще только прозвучат. И какой бы тоненькой она вам ни казалась, на ее страницах они запечатлены все.

Не в силах оторвать от книги глаз, Джанет завороженно шепнула:

– Можно?

И заручившись кивком матери, коснулась золоченых буковок заглавия: «Книга Летних Земель».

Открыв ее, Джанет ахнула от вида первой же истории на пергаментной, пожелтевшей от времени странице.

– Пап, – позвала она отца, – иди сюда. Ты только глянь.

Под взглядом Маири отец с дочерью медленно читали страницу за страницей, каждая из которых была настолько великолепна, что заслуживала отдельного, кропотливо иллюстрированного манускрипта. Тем не менее на поверхности каждой пергаментной страницы была начертана не Книга Бытия или иной библейский трактат, но история великой и разрушительной трагедии, которая началась, когда едва народились сами луна и звезды. Трагедия, что разделила мир бренных и мир фэев; полное разобщение, которое и по сей день омрачает оба мира.

Страница сменяла страницу, а за ними шли другие, отображая мир дивной красоты, мерцающий жидкокристаллическими цветами с просверками мельчайших деталей давно минувших мест, времен и жизней, и все это было передано с душераздирающей простотой.

Несмотря на непрерывную, нескончаемую протяженность, все эти истории каким-то образом умещались на страничках одной тоненькой книжицы, которую сейчас держала перед собой молодая девушка, сидящая за письменным столом рядом со своим отцом.

Подняв глаза, Джон крепче сжал руку Джанет и спросил, глядя на свою жену:

– Как это работает? Оказывается, я был внутри этой истории? Звучит так, будто я играл во всем этом важную роль, даже просто читая страницы, на которых это было написано.

Маири улыбнулась:

– Много раз я задавалась таким же вопросом, но мне отвечали, что это просто один из аспектов книги.

* * *

Продвигаясь по более поздним страницам, пальцы Джанет начинали подрагивать: здесь были изображены обитатели каждого вновь воссозданного мира, в их бесконечных попытках вернуть в тот мир сердечности и разумности, который многим из них был все еще памятен; мир возвышенных чувств, который когда-то принадлежал им по умолчанию. Но несмотря на все усилия, пределы тех разрушенных земель продолжали хиреть и уменьшаться.

Были и другие сказания. Возможно, не такие яркие, но все равно изложенные с большой красотой и возвышенным счастьем, подчас приправленным чьей-нибудь смертью и полосой мрака. Многие из них представляли собою древние баллады, скопированные и размноженные во всех своих бесконечных вариациях. Листая те страницы, Джанет с отцом подмечали, что те или иные истории написаны разными руками. А в ожидаемом конце развязки всякий раз насчитывалась одна пустая страница, терпеливо ожидая, что ее когда-нибудь заполнят.

Джанет посмотрела на свою мать и спросила:

– Интересно, сколько страниц нужно вклеить во все это… писание?

– Мне думается, матушка Хэйнтер или кто-то весьма на нее похожий нанесли на книгу своего рода симпатическое заклятие[8], чтобы в ней всегда было достаточно страниц, независимо от длины любой записанной здесь истории.

Наконец, минуты или часы спустя, до Джанет дошло, что она смотрит на изложение истории Королевы Летних Сумерек. Страница за страницей здесь шло множество рассказов во всех мельчайших вариациях, неизменно заканчивающихся ужасной трагедией или запредельным одиночеством.

Джанет, взволновавшись, попыталась довести до отца:

– Это и есть та Королева, с которой мы сегодня вечером встретимся… Именно ее историю мы должны изменить.

Тут Джанет ахнула, обнаружив, что страницы повествуют о ее собственной жизни; ее, а также Томаса, Рыцаря Розы. Чуть дальше излагалась и трагедия безумия ее матери, и погрязание отца в замкнутости и скопидомстве. Почерк в этих историях был свежим, а иллюстрации сделаны наспех, словно чьей-то неумелой, но любящей рукой.

«Неужели мама?»

Дальше шла последняя страница, которая оставалась пустой, по крайней мере пока. Глядя на желтоватый лист пергамента, пока еще свободный от записей, складывалось ощущение, что он ждет, возможно, даже с нетерпением, развязки той самой истории, частью которой они были сейчас – а возможно, будут и еще.

Над ухом дочери раздался хрипловатый голос Джона:

– Если то, что написано здесь, правда – а я уверен, что это так, – то получается, что свою жизнь я растранжирил впустую. Я посвятил себя только одному делу – бездумному стяжательству. А нажитым разбрасывался, помыкая жизнями других людей, подчиняя их своей воле, чтобы стяжать еще больше. Но неважно, как велика куча золота и серебра – ведь ее никогда не будет хватать, чтобы купить красоту мира, показанную на страницах этой книги. Никакое богатство не сможет окупить то счастье, ту радость.

Джон нежно прикрыл руками ладони своей жены и, глубоко заглянув ей в глаза, прочувствованно сказал:

– Я очень виноват перед тобой и моей дочерью. Но не только. Я подвел еще и себя. Сможете ли вы мне когда-нибудь это простить?

Жена в ответ тепло улыбнулась:

– Ну конечно же. Конечно, любовь моя. Только по прошествии этой ночи нам всем следует извлечь уроки и распоряжаться нашей общей жизнью иначе. Возможно, мягче и бережней друг к другу.

Маири смахнула рукой одинокую слезу, которая медленно скатывалась по щеке мужа.

– Эту самую книгу мы и подарим Королеве. Будем уповать, что она дойдет умом и прочтет