Дельфина покачала головой: нет.

— А что было в тот первый вечер?

— Он пришел сюда, потому что дождь лил так же, как сегодня, и маленький ресторан, куда мы заглянули, был полон. Мы поговорили, а потом ему вдруг стало плохо. Его настроение внезапно изменилось, и он ушел.

— Вы поняли, почему это случилось?

— Нет, не совсем.

— О чем вы говорили в тот момент?

— Тоже о неандертальцах. Я ему сказала, что неандерталец является чем-то вроде брата-близнеца человека разумного. Помню, он много раз повторил эту фразу.

Де Пальма покачал головой. Ничто не щелкнуло в его уме.

— В какой день он пришел снова?

— Подождите! — сказала Дельфина, вставая. — Это число есть у меня в записной книжке, потому что я попросила отгул в музее.

Она стала лихорадочно рыться в своем ежедневнике. Длинные худые пальцы перебирали страницу за страницей.

— Суббота, двадцать первого. Да, это тот день. Он приехал двенадцатичасовым поездом, я встретила его на вокзале, и мы поехали в лес Фонтенбло.

— В Фонтенбло?

Она густо покраснела и стала искать взглядом несуществующий предмет.

— О чем вы говорили в тот день?

— Мы вошли в укрытие. Там, в скале, были скульптуры и…

— Что он вам сказал?

— Я… это трудно.

— Я вас понимаю.

— Мы… мы занимались любовью.

— А потом?

— Ничего особенного. Мы вернулись. Он подарил мне это рубило. Орудие неандертальца. Очень редкую вещь. Это меня потрясло.

Де Пальма отодвинул занавеску на окне и долго смотрел на улицу, над которой дождь висел как занавес, а ветер относил его струи, и они ударяли об опрятные фасады домов.

— Он сказал мне, что знает пещеру с древностями в Провансе.

— Он назвал вам место, где она находится? — спросил де Пальма.

— Нет, — ответила девушка. — Только обещал, что однажды отведет меня туда.

— Напрягите вашу память. Он говорил вам о каком-нибудь месте на берегу моря или около горы?

— Нет, не у берега. Это дальше от моря.

— Возле какой горы?

— Он сказал, что она похожа на огромный клюв и что с ее вершины виден древний мир.

Над Кенсоном возвышается гора. На ее вершине есть вытянутый вперед уступ, и от этого она немного похожа по форме на орлиный клюв, вспомнил де Пальма.

— Он сказал вам еще что-нибудь о ней?

— Нет.

Дельфина вытерла слезы. От плача вокруг глаз появились красные круги, которые ее уродовали.

— Что мы теперь будем делать? — спросила она.

Де Пальма отнимал у нее любимого мужчину. Но он же открыл ей глаза, когда она стояла на краю, и показал, в какую глубокую пропасть она собиралась бросить свою жизнь.

— По правде говоря, не знаю, — сказал Барон.

— То, что вы говорите, ужасно!

— Я знаю, что это так. Но это правда. У вас есть безопасное место, где вы могли бы спрятаться? Я имею в виду — такое, чтобы он не знал даже о его существовании.

Девушка задумалась.

— Я просто могу пожить у матери.

— Это далеко отсюда?

— Нет, на другом конце Парижа. На его востоке, в Ножане-на-Марне. Туда можно доехать без пересадок региональным экспрессом[67].

— Тогда соберите немного вещей, мы уезжаем сейчас же.

— Но если он придет сюда?

— Нет, Дельфина, он не придет.

— Почему вы в этом так уверены?

— Скажем так: я в конце концов понял, что у него есть особый дар угадывать опасность.

Дельфина побросала несколько нужных вещей в рюкзак. Поездка до Ножана-на-Марне заняла всего час. Де Пальма предупредил Лежандра, и тот прислал двух сотрудников наблюдать за домом родителей Дельфины.

Сам Барон вернулся в Марсель вечерним поездом.

* * *

Барону не удалось отдохнуть в Марселе: на следующее утро звонок Мартино заставил его тут же отправиться в новый путь. Он едва успел обнять Еву, принять душ и сразу поехал в Кенсон вместе с Бессуром.

— Палестро покинул эту квартиру вчера в начале дня, — объяснил Мартино. — Сел в «мерседес» и поехал к центру этого чертова городка. Потом он укатил к себе.

— И ты нас беспокоишь только из-за этого?

— Нет. Кристина вчера не пришла отметиться.

— Только этого не хватало! — вскричал Бессур.

Мартино закрыл ставни на окнах гостиной и встал у окна кухни.

— Жрать хочется! — заявил он.

— Честно говоря, я тоже проголодался, — сознался де Пальма.

— Здесь рядом продают пиццу. Хотите, я куплю вам что-нибудь?

Де Пальма смерил лейтенанта взглядом с головы до ног.

— По-моему, от тебя пахнет полицией еще больше, чем от меня. Туда пойдет Карим.

— Ой, друг! С моей-то рожей! — пошутил полицейский-араб.

— А ты выкрутись, сынок! — ответил де Пальма. — И принеси нам три бутылки вина. По-моему, они нам будут нужны.

Мартино и де Пальма встали около окна. Перед домом напротив остановился грузовик с товарами. На правой дорожке образовалась большая очередь из автомобилей. У многих на крыше лежали лыжи.

— Везет же кому-то! — пробормотал Мартино.

— Терпеть не могу лыжи! — заявил де Пальма.

Лейтенант протянул Барону сигарету. Он закатал рукава своей рубашки, и на его руке стала видна неумело сделанная наколка: «2 RPIMA». 2-й парашютный полк морской пехоты!

— Сколько лет ты прослужил в армии?

— Шесть.

— Жалеешь, что ушел?

— Наоборот. Я уволился после Африки. Я больше не мог этого терпеть.

Лицо сыщика стало печальным. Он прищурил глаза и медленно затянулся сигаретой.

— Грузовик с товаром отъезжает! — вдруг проворчал он. — Это любопытно!

Вернулся Бессур, нагруженный коробками с пиццей.

— Королевские кушанья для всех! — объявил он и поставил коробки на стол. А потом вынул из карманов три бутылки отличного бордо.

Де Пальма раскрыл свой складной нож и открыл первую бутылку.