В квартире наблюдателей пахло плесенью и сигаретами. Фернандес и Мартино бросили свои спальные мешки на надувные матрасы. На кухне стояла доска на двух подставках, исполнявшая обязанности стола. На ней наблюдатели пристроили электрическую кофеварку.

— Надеюсь, мы не будем торчать здесь целую вечность! — проворчал Бессур, открывая дверь.

— Я был не согласен с этим распоряжением, — сказал де Пальма. — Мы напрасно ехали сюда через всю Францию. Отран не дурак, он не придет сюда.

— Охренеть можно! — выразил свои чувства Бессур, наливая кофе для двоих.

Мартино занял пост у окна, укрывшись за толстой кружевной шторой. На подоконнике лежал бинокль.

— Они только что закрыли ставни, — сообщил он.

— Спасибо за интересную информацию! — пошутил де Пальма и пожал ему руку.

— По-моему, он уже имеет ее во всех позах, а мы держим свечку, — заявил Мартино.

К ним подбежал Бессур.

— Думаешь, они устроили себе разминку? — заинтересовался лейтенант, хватаясь за бинокль.

— После девяти лет каталажки?! Я думаю, это должно быть что-то особенное! — воскликнул Бессур, чтобы не отстать от него.

Внезапно ставни в квартире напротив открылись. Палестро вышел на маленький балкон и долго осматривал улицу.

— Они не занимаются любовью. Больше того, они внимательно следят, нет ли кого вокруг, — заметил Бессур. — У них явно неспокойно на душе.

— Верно. Профессор, по-моему, что-то слишком нервничает, — согласился Мартино. — Он что, боится полиции?

— Главным образом он боится брата Кристины, — пояснил де Пальма. — Настоящая опасность для них — Тома.

— Ты так думаешь?

— Я в этом почти уверен. Он будет ждать столько, сколько надо, но в конце концов нанесет удар.

Бессур сморщился от отвращения и выплеснул свою порцию кофе в раковину.

— Почему ты так говоришь?

— За девять лет заключения Кристина написала брату всего три раза. По-моему, все ясно. Она хочет начать новую жизнь. Она еще молода, а у Палестро кошелек набит туго.

Вдруг Мартино напрягся.

— Перед их домом остановилась машина. Триста седьмая, кажется, синяя.

Мартино чуть отодвинул одну из половинок шторы.

— Что там делает этот тип в машине?

— Хочешь, я пойду туда и посмотрю? Притворюсь прохожим, — предложил Бессур.

— Ты что, хочешь, чтобы нас заметили? — возразил Мартино.

— Не думаю, что араба в темноте кто-то примет за сыщика, — настаивал Карим.

— О'кей, иди!

Бессур надел куртку и вышел. В тот момент, когда он прошел мимо дома, где жила Кристина, машина сдвинулась с места и умчалась в сторону Марселя.

— Странно, — сказал де Пальма. — Можно ли подъехать к их дому сзади?

— Нет, — ответил Мартино.

— Окна?

— Самые нижние в двух метрах от земли. Взобраться трудно. Кроме того, окна квартиры Кристины Отран выходят не на задний двор.

Барон посмотрел на часы:

— Двадцать три часа. Нам пора сматываться.

Отсюда до Марселя ехать два часа.

Мартино положил на место бинокль и потер глаза.

— Долго нам еще торчать в этой гребаной дыре?

— Не знаю, — откликнулся де Пальма. — Шеф считает, что это хорошая стратегия. А мы обязаны ему подчиняться. Завтра в конце дня два наших сотрудника придут вас сменить.

— Я бы ни за что не сказал Лежандру, что брат пытался встретиться с сестрой, — продолжил он. — Иначе он помешается на ловушке для Отрана!

Вернулся Карим Бессур. Его лицо было красным от холода.

— Кажется, этот тип из машины пялил на меня глаза! — сообщил он.

— Ты видел его лицо? — спросил Мартино.

— Рассмотреть было трудно. Кажется, ему лет сорок. Шапка надвинута по самые уши.

— А номер машины ты запомнил?

— Да. 738ХР13.

Мартино позвонил капралу из северного подразделения и через пять минут получил результат:

— Этот автомобиль был украден в прошлом месяце.

Дельфина плакала. Накануне она позвонила в центральный комиссариат полиции Сен-Жермен-ан-Ле. Портрет Тома Отрана был напечатан в прессе и показан по телевидению, и это дало результат. Де Пальма сейчас же приехал к ней.

— Тома крайне опасный человек. Вы должны поверить мне, — сказал Барон девушке, держа ее за руку.

— Мне трудно это осознать. Он был таким ласковым и внимательным. Но я должна верить доказательствам. То, что вы мне говорите, несомненно, правда. Но мне трудно поверить, что он злой.

— Слово «злой» тут не подходит. Оно слишком слабо выражает то, что делает Тома, когда у него обострение. Он страдает очень тяжелой болезнью.

Де Пальма выглянул в окно. В парке Ботанического сада, несмотря на холод, любители занимались оздоровительным бегом. Он запомнил всех мужчин, которых смог разглядеть, и снова повернулся к Дельфине.

— Давайте подумаем, — предложил он. — Давайте вспомним каждый ваш разговор с ним. Начнем с конца. Когда вы видели его в последний раз?

— Три дня назад, перед тем как идти в музей. Он провел здесь ночь.

— Что он вам говорил?

— Он говорил мало. Мне трудно вспомнить. Сначала речь шла о каких-то пустяках. Потом заговорили о моей диссертации. Он дал мне несколько подсказок по поводу искусства неандертальцев.

— Искусства неандертальцев?

— Да. Он думает, что они не были такими дикарями, какими их сейчас считают, и что у них было достаточно развитое искусство. Он считает, что некоторые произведения, которые приписывают человеку разумному, могли быть созданы неандертальцами.

На несколько секунд де Пальма задумался. Он никогда ничего не читал о неандертальцах ни в работах Кристины Отран, ни у других авторов. «Это никак не связано с пещерой Ле-Гуэн», — подумал он и выбросил из головы мысль об этих предшественниках современного человека.

— Сколько времени он приходит сюда?

— Невозможно угадать, когда он придет. Когда он бывает у меня, то не выходит из квартиры и помогает мне писать диссертацию. Вот почему мне трудно понять…

— Расскажите мне, как вы встретились.

Девушка глубоко вздохнула.

— Он зашел в наш книжный магазин, а потом мы с ним разговорились.

— О чем вы разговаривали?

— В основном о первобытной истории. О неандертальском человеке.

— И больше ни о чем?