Итак, гибридный рис NERICA возвращает нас к «золотому рису», с которого все начиналось, и снова перед нами стоят те же самые философские возражения против генетической модификации. В течение долгого времени создание гибридов посредством скрещивания различных видов считалось приемлемым в сельском хозяйстве, а перемещение отдельных генов или их групп от вида к виду, нарушая границы между ними, вызывает обеспокоенность.

Рис NERICA в очередной раз обращает наше внимание на то, насколько важно сохранять природное разнообразие: пусть отдельные виды и сорта более успешны, они рискуют вытеснить все остальные. Человечество осознает опасность ограничения сельского хозяйства одним сортом, как это произошло в случае с ирландским картофелем Лампер, с его подверженностью заболеваниям и последовавшим голодом. Разнообразие введенных в культуру и одомашненных видов, а также их диких сородичей – это огромное «хранилище» изменчивости, адаптаций, доказавших свою пользу в различных местах в различные эпохи, для одомашненных и диких видов. Существующие культуры могут быть усовершенствованы, и этот живой архив представляет прекрасную возможность добиться улучшения их признаков с помощью традиционных методов селекции или новейших технологий, таких как редактирование генов. Помимо прочего, по мере изменения климата и окружающей среды будут изменяться и потребности самого человека. В связи с этим определенные разновидности растений, не представляющие интереса сегодня, вполне могут стать героями будущего – если к тому времени они все еще будут существовать.

Но рис NERICA также напоминает нам о том, что каким бы благородным ни было намерение и какие бы технологии ни применялись для развития сельского хозяйства, ученые и фермеры должны действовать сообща. Способность новейших сельскохозяйственных технологий изменять и спасать жизни людей будет признана лишь тогда, когда появятся конкретные проекты – не попытки решить абстрактные проблемы, а реальное стремление помочь тем, кто возделывает землю. В течение долгих тысячелетий такие люди, как Ляо Чжунпу и его предки, подготавливали землю, высаживали рассаду, собирали урожай и разделяли дары земли в своих сообществах. Они не просто «потребители», но и движущая сила инноваций. Мы не просто морально обязаны включить этих земледельцев в проекты развития – на самом деле они помогут нам принимать правильные решения. Ведь именно эти люди уже тысячи лет занимаются введением в культуру и селекцией растений.

Зоррита стала моим спутником всего на три дня, но и за это короткое время мы стали очень близки. Хоть судьба и свела нас случайно, почти сразу между нами возникло взаимопонимание. За проведенный вместе короткий срок я успела сильно привязаться к Зоррите. Она стала мне верным другом. Но, когда мы прощались, я понимала, что, вероятно, никогда ее больше не увижу.

В первый день между нами еще держался определенный языковой барьер, но я быстро поняла, как общаться с Зорритой, и она прекрасно понимала все мои желания. Вдвоем мы пересекали долины, переходили реки и поднимались в горы. Всю дорогу она надежно несла меня, следуя указанному мной направлению, но выбирая наиболее безопасную тропу среди колючего кустарника и крутых каменистых горных хребтов.

Встретились мы с Зорритой в конюшне на ранчо Серро-Гидо в долине Лас-Чинас, недалеко от горного хребта Торрес-дель-Пайне на юге Чили. С лошадью меня познакомил гаучо по имени Луис. На нем были свободные черные льняные брюки, высокие кожаные сапоги, красная рубаха и коричневая кожаная куртка. Голову гаучо покрывала черная шляпа с красным шнуром, длинные растрепанные черные волосы спускались на спину. Обросшее щетиной лицо и руки Луиса были загорелыми и обветренными. Я прикинула, что ему должно быть около пятидесяти, а может, и меньше. Несомненно, этот человек проводил большую часть своей жизни на свежем воздухе, занимаясь лошадьми. Луис почти не говорил по-английски – а я совсем не знаю испанского, – но каким-то образом он смог спросить, ездила ли я когда-то верхом, и я ответила: да, немного. Луис объяснил, что Зоррита – необыкновенная лошадь. Она – чемпион. Садясь в седло, я ощущала одновременно приятное волнение и страх.

Я привыкла к английскому стилю верховой езды, когда вы обеими руками держитесь за поводья, ваши ноги надежно закреплены в стременах, а при галопе вы слегка приподнимаетесь в седле. Западный стиль езды совершенно иной: вожжи нужно сжимать одной рукой, упираясь в стремена лишь пальцами ног, и при галопе сидеть плотно в седле. Мне повезло опробовать этот подход раньше, но это было несколько лет тому назад, и я, если честно, все еще не чувствовала себя уверенно, сидя на лошади таким образом. Я довольно быстро пообвыклась, но самое замечательное было то, что Зоррита, кажется, мгновенно почувствовала нового седока. Буквально через пару минут она моментально понимала все мои желания относительно направления и скорости движения. Мы покинули ранчо и отправились в вытянутую долину, за которой вздымались заснеженные горные вершины. Через час прогулки шагом и рысью Луис подъехал поближе.

«Bien?»[40] – поинтересовался он. «Muy bien»[41], – ответила я. «Gall-op?»[42] – продолжил гаучо, и не успела я ответить, как он пришпорил свою лошадь, и мне ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Зоррите не терпелось перейти на галоп с того самого момента, как мы покинули конюшню, – и вот мы уже летели вниз по склону долины, и копыта лошадей гулко ударялись о землю. Это было совершенно потрясающе!

Через три часа езды мы добрались до места назначения и разбили лагерь у реки. Тогда мы с чилийским палеонтологом Марсело Леппе охотились за останками динозавров. Его участок располагался выше в горах над нами – туда мы и направились на следующий день. Первая часть подъема оказалась крутой, однако земля была покрыта травой и мхом. По мере того как мы продвигались все выше, растительность постепенно исчезала, и приходилось идти вверх по все более отвесному, пыльному и каменистому склону. Он уходил вверх под углом почти 45°. Я следила за Луисом, который поднимался передо мной. Его лошадь неустойчиво держалась на голой каменной поверхности. Мы с Зорритой шли следом. Сначала моя лошадь ступала несколько неуверенно, как будто пробуя копытами прочность склона. Она двигалась по выбранной ею самой узкой тропке. Какие-либо проторенные дорожки здесь начисто отсутствовали. Из-под копыт Зорриты сорвались и укатились за обрыв несколько камней. Я заставила себя не смотреть в сторону их падения. Затем мы повернули за угол и оказались на более покатом склоне, вновь покрытым травой. Оказалось, что это ложная вершина, и нам пришлось подниматься еще выше, чтобы добраться до места, где нашли окаменелости, ближе к настоящему пику, но самая опасная и обрывистая часть пути была уже позади. Я вздохнула с облегчением. В тот момент я поняла, что большую часть этого сложного подъема я старалась сдерживать дыхание.