Я соглашалась, что дала много воли пресловутым «скелетам в шкафу». Самое смешное, что даже в минуты решимости я не знала, какими словами сказать обо всем Поспелову. «Ну вот, сейчас можно. Сейчас я все расскажу. Все равно рано или поздно надо это сделать…» – думала я и уже открывала рот, чтобы произнести: «Понимаешь, мои родители глубоко больные люди – они алкоголики…»

Как только я мысленно произносила эту фразу, мне становилось не по себе. Я тут же оскорблялась за мать с отцом – с какой стати я должна кому-то, даже если этот кто-то и близкий мне человек, с какой стати я должна ему открывать тайну родителей, выносить на его суд их жизнь?! С какой стати кто-то должен анализировать мою жизнь – мол, родители пили, а она, такая молодец, вырвалась из этого круга!.. С какой стати я вообще должна что-то говорить! Я оставляла попытку признаться и тут же начинала мучиться от того, что я скрываю от будущего мужа достаточно важный семейный факт. Ведь рано или поздно мы приедем к ним, и он увидит все своими глазами, и осудит мою скрытность, недоверие к нему. Я была ответственным человеком, и вступать в брак с семейной тайной мне не хотелось. В этих ножницах-тисках я пребывала и очень скоро от переживаний потеряла не пять килограммов, а целых десять.

– Настя! Еще немного и платье придется перешивать! – Лида возмущалась моим легкомыслием – скоро же свадьба, совсем скоро! Прибавь хоть килограммчик. Я смотрела на золотистое в сливочную, еле заметную клеточку платье и не знала, что делать. Мне бы быть счастливой, а я была в самом худшем человеческом состоянии – состоянии страха и растерянности.

Наконец наступила предсвадебная неделя.

Поспелов бросил притворяться спящим и повернулся ко мне. Ему даже в голову не пришло вежливо осведомиться, сплю ли я.

– И жениться, и замуж выходить – страшно.

– Что?! – переспросила я удивленно.

– Ну как что?.. Вот мы завтра станем мужем и женой. Мы зрелые люди, у нас опыт за плечами. Разный. И житейский, и личный. И мы где-то совершали ошибки, где-то оступались, и это научило нас прощать других. К тому же мы в курсе, что идеальных отношений не бывает. И несмотря на это, поговорить обо всем откровенно – тяжело.

– Так, Поспелов, что ты натворил? Признавайся? У тебя внебрачные дети во всех крупных административных центрах?

– Глупости не говори. Ничего такого. Просто хочется больше рассказать о себе. Да все времени нет. Вот уж и ЗАГС на носу, а минуты не хватает.

– Как сказать. Разговариваем мы все время. – Я в ночи старалась разглядеть выражение его лица. – Хотя бы потому, что проводим вместе почти двадцать четыре часа в сутки.

– Тебе это не нравится?

– Нравится. – Я врала, но сделала над собой усилие и добавила в голос искренности. Мне не нравилось находиться с другим человеком сутки напролет. Даже если этот человек мой будущий муж. Я вообще с нетерпением ждала окончания всех торжеств, чтобы наконец мы разошлись по своим рабочим местам и встречались вечерами за ужином. Лида, когда я это ей сказала, возмутилась:

– В кого ты такая?!

А я была не в кого, я была такая сама по себе, почти с самого детства, когда поняла, что никакой опоры в этой жизни быть не может. Никакой, кроме тебя самого. И поэтому легче всего и проще всего мне наедине с собой. И работать мне так было легче, и отдыхать, и… И я иногда задавала себе вопрос, нужен ли мне Гена Поспелов, хороший, порядочный, явно любящий меня человек? Не поступаю ли я нехорошо по отношению к нему, становясь его женой? Может, честнее было бы остаться любовниками?..

– Это предвенечный невроз, – объяснил мне Димка, с которым мы как-то задержались на работе и совсем уже поздно, закончив все дела, решили выпить хорошего винца.

– Откуда ты все знаешь? Может, это мой внутренний голос предостерегает меня, не дает совершить ошибку.

– Вряд ли, ты любишь его. Это заметно. Поверь мне – ни к одному человеку ты не относилась так тепло.

– Хороша любовь, характеризующаяся словом «тепло», – пробурчала я.

– Понимаешь. – Димка разлил по бокалам остатки вина. – Постороннему тебя нелегко разгадать, но если тебя знаешь – с одного взгляда все понятно.

– И что тебе понятно сейчас?

– Понятно, что пришло твое время и твой человек. Ты, сохраняя внешнюю холодность, доверилась ему. И если он вдруг сейчас исчезнет, тебе будет плохо.

– Сколько вам платят за рекламу? – Я рассмеялась.

– Ничего не платят. – Димка даже не улыбнулся. – Я удивляюсь, как люди не ценят таких вещей, как обычная, нормальная семья. Поверь, это очень много!

Я устыдилась своих капризов, своего копания в вещах очевидных и трусости по отношению к родителям. Димка всегда умел минимальными средствами достичь максимальных результатов. Просто талант у него такой.

– Ох, Дим, и все равно столько всего сказать друг другу надо…

– И скажи! Зачем медлить? Или ты боишься, что свадьба не состоится – такие тайны откроешь ему?

– Ну не сорвется, конечно… – Я пожала плечами.

– Настя, не глупи, поговори с человеком. Просто поговори! И тебе будет спокойно, и ему легче. Он же совсем не дурак, он же видит, что ты дергаешься. И эти судороги нельзя свалить только на предсвадебную лихорадку!

– Поговорю, обещаю, поговорю, – я попыталась прекратить разговор. Не могла терпеть, когда на меня давят. «Вот сегодня же и поговорю!» – подумала я, но, конечно, в тот вечер ничего не получилось – домой Димка меня доставил почти спящую.

– Вот будущая жена, – серьезно сказал он Поспелову, передавая меня с рук на руки.

Понятное дело, что на следующий день я не была готова к откровенности – во-первых, болела голова, а во-вторых, похмелье – не самый лучший момент для признания в том, что у моих родителей проблемы с алкоголем.

И вот, без моего участия, без каких-то дополнительных усилий, в эту ночь Поспелов произнес:

– По душам, откровенно, мы не говорили. По-настоящему, чтобы всю душу вывернуть…

– А что, без этого – никак? – испугалась я.

– Господи, это просто слова такие. Это о том, чтобы успокоить друг друга, утешить, если что…

– А-а-а, – протянула я.

«Больше момента не будет! Лучше и вправду поговорить…» – подумала я и приготовилась держать речь, но даже не подозревала, что Поспелов старался для себя. Он, оказывается, так же терзался, как и я, и его душу теребила сущая ерунда, но ему почему-то обязательно хотелось со мной поделиться.

Я завернулась в одеяло, вытянула руки вдоль туловища и, превратившись в недопеленутую мумию, храбро начала:

– Гена, ты понимаешь, почему мои родители все-таки не будут на свадьбе?

– Конечно, они плохо себя чувствуют. Ты же сама говорила. Но, не думай, мы навестим их…

– Обязательно, – согласилась я и добавила: – Но когда ты увидишь их, пожалуйста, не подавай виду, что удивлен.