еще ничего не соображая со сна, Питбуль подошел к бабулиной кровати, пододвинул стул и сел рядом.

– Привет! – сказал он. Хорошо хоть успел челюсть снова сунуть в рот, перед перемещением – а то шамкал бы сейчас, как старпер.

Бабуля вскинула на него глаза – и просветлела.

– Пашенька! – воскликнула она.

Питбуль остолбенел. Он что, все еще спит? Как она поняла, что внутри дряхлого чужого тела обретается ее внук? Пашка смущенно поднял к глазам руки – и вдруг увидел свои родные, крепкие ладони. Непонимающе поднял глаза на стоящего рядом Куратора – и догадался! Это он, парень в белом, провернул трюк – чтобы бабуля, наконец, поняла, что за престарелая швабра постоянно таскается к ней в палату.

Бабуля вскочила с кровати и прижала его к себе. Питбуль, который раньше бы с негодованием вырвался из цепких старческих объятий, внезапно ощутил прилив радости и тоже стиснул Ба. Похоже, она пошла на поправку, раз у нее такие сильные руки. И пахло от нее замечательно – если раньше Пашка всегда мог уловить ее тонкий старческий запах, несмотря на то что бабуля регулярно и подолгу пропадала в ванной, то сейчас от бабули исходил аромат каких-то цветов и даже фруктов!

– Пашенька, я тебя люблю! Родненький! – причитала бабуля, ероша волосы на его голове. – Уж думала, и не свидимся напоследок! Паша!

Питбуль отстранился – на какой такой «последок»?

Он всмотрелся в лицо Бабули, и удивленно заметил, что черты ее изменились – седые волосы почему-то стали темнее и гуще, морщины, испещрявшие лоб и щеки, таяли на глазах. Лицо светлело и даже немного светилось – на Пашку смотрела теперь совсем молодая женщина. Даже моложе мамы!

Страшная мысль пронзила его – словно под дых загнали длинный стальной прут.

– Нет! – громко сказал Пашка. – Я тебе не разрешаю!

Бабуля смотрела на него с улыбкой.

– Нет! – заорал Питбуль. – Мы только… встретились! Я тебя совсем не знаю! Я хочу узнать! Я хочу с тобой в Анапу!

Бабуля беззвучно плакала – не переставая улыбаться. Пашка растерянно повернулся к Куратору.

– Вылечи её! Она не должна умереть! Так нечестно!

Бабуля гладила его по лицу теплыми руками. Ладони у нее почему-то были совсем мокрые.

– Она уже здорова! – проговорил Куратор. – Теперь уже все хорошо!

Пашка, зарыдав, обнял Ба. Сейчас они были почти одного роста, она была лишь на голову выше его. Бабуля была теплая и такая родная, что Питбуль вообще сейчас не мог понять – как и почему он всё это время избегал ее? Почему не говорил с ней, когда она хотела, почему не соглашался помогать ей на кухне, если она вдруг затевала свой сложносочиненный борщ, или уныло кривил лицо, когда бабуля брала его с собой в магазин? Ему было стыдно! – потрясенно вспомнил Пашка – стыдно, что друзья увидят, как он идет рядом с бабушкой. Как он мог быть таким идиотом, чтобы бездарно просрать все эти годы, когда они жили под одной крышей?

– Еще рано! – всхлипывал он. – Подожди! Не уходи! Пожалуйста!

Внезапно, словно сквозь тело бабули он увидел залитую солнцем летнюю веранду. Деревянные, чуть потрескавшиеся перила. Выцветший самотканый коврик под ногами. Солнце яркими пятнами раскрасило расстилавшуюся вокруг веранды траву, из которой там и тут выглядывали желтые и синие мелкие цветы. Где-то неподалеку шумела роща.

Он будто со стороны увидел дом, на веранде которого оказался – небольшой, но просторный, с деревянными стенами и покатой крышей. В доме ждал свою хозяйку полосатый вальяжный кот – точно такой, какого бабуля обожала, когда была совсем маленькой. В углу, в большой разноцветной клетке посвистывала канарейка – вертлявая смешная птичка, точно такая же, какая жила у бабушкиных родителей. Здесь было много книг и большое удобное кресло у камина – хотя Пашка точно знал, что в этом месте никогда не бывает зимы.

Этот дом, и веранда, и яркий солнечный свет ожидали бабулю, чтобы она смогла как следует отдохнуть после долгой и полной печалей и забот жизни. «Сортировочная» уже позаботилась, чтобы Ба безо всяких проволочек оказалась в этом лучшем в мире месте. И хотя Пашкино сердце разрывалось от несправедливости происходящего, краешком сознания он понимал – все к лучшему. Не для него. Для бабули.

– Мне уже пора, Павлуша! – произнесла она. – Я рада, что мы были друг у друга. Береги себя – этот молодой человек сказал, у вас с друзьями важная миссия. И береги маму. Когда вернешься. Не переживай, еще увидимся!

Лицо ее, обращенное к Пашке, стало совсем прозрачным. Фигура, которую он обнимал, внезапно истончилась, уменьшилась, и Пашка понял, что давно уже обнимает воздух. А потом темную палату залил яркий свет.

Он обернулся – Бабуля стояла на пороге огромного, уходящего в недостижимую высоту провала в белое ослепительное марево. Рядом с ней стоял Куратор.

– Спасибо! – прошептала ему Бабуля, кивнув на Пашку.

Питбуль смотрел на нее во все глаза – стараясь запомнить каждое мгновение! Бабуля поправила длинный темный локон, взмахнула на прощанье тонкой рукой, тепло улыбнулась Пашке. Взяла Куратора под руку, и они вместе шагнули в белоснежную вечность.

Портал сузился, превратился в длинный световой луч, а потом погас.

И Пашка остался один – посреди безмятежно посапывающей больничной палаты, рядом с остывающим телом, которое еще минуту назад было его родной Ба.

Вовчик, оторвавшись от книги, прислушался. Ему почудилось, что в тишине квартиры кто-то плачет. Бросив взгляд на Саныча, тихо лежащего под одеялом – спит! – Вовчик отложил незабвенный «Остров Сокровищ», в который он «спрятался», лишь бы не думать о плохом, и осторожно встал. Испугавшись, что это может быть Кира, он направился в коридор – и налетел на вошедшую в зал Лиду.

– Ты чего не спишь? – прошептал Вовчик.

Лида испуганно глянула на него.

– Плачет кто-то. Слышишь? Я думала – Саныч.

– Спит он. А я думал – Кира.

– Нет, она тоже спит. Храпит, правда, как пьяный сантехник. Ты знал?

– Знал! – хмыкнул Вовчик. – Я с ней две недели в одной комнате спал, забыла?

Лида кивнула. Вовчик глянул в её встревоженное лицо. Лида смотрела на лежащего на диване Саныча – и одновременно словно смотрела внутрь себя, о чем-то напряженно размышляя. Лида подошла к девчонке, осмотрела ее, покачала головой.

– Опять бинты все мокрые.

– Знаю. Надо было все-таки вызвать скорую.

– Нет, давай дождемся Куратора! – отрезала Лида. Видимо, за последние дни она окончательно вознесла парня из Сортировочной в ранг их личных ангелов-хранителей.

– Думаешь, он возложит руки, и Саныч выздоровеет?

Лида, подумав, кивнула. Вовчик указал ей на часы, на стене.

– Три часа ночи уже. Нет твоего ангела. А Санычу нужны антибиотики. Давай, я по телефону попрошу, пусть нам хоть самые дешевые, в ампулах, пришлют.

– Не надо! – отчего-то испугалась Лида. – По телефону. Мало ли! Может, они узнают, что Саныч при смерти,