ярости стискивал зубы. Он быстро сел в машину, и после того как один из парней захлопнул за ним дверцу машины, он начал орать: «Да как смеет этот сукин сын! Он ни черта не знает обо мне, ни черта не знает о моей жизни. Он сказал, что я на игле, на религиозной игле. Это не игла, это моя жизнь. Моя жизнь настоящая, а не выдуманная». Затем он сверкнул глазами на каждого из парней, кроме Ларри, и многозначительно заявил: «Интересно, кто подкинул ему эту идею. Все, что происходит в моем доме, это мое личное дело. Это никого не касается, ни Полковника, ни кого бы то ни было».

Несмотря на все смелые слова, однако, Ларри понял, что Полковник зацепил Элвиса и что этим все не кончится. Полковник всегда держался подчеркнуто вежливо те несколько раз, когда они встречались, даже излишне вежливо, словно оценивал его. Но теперь было ясно, что он составил себе мнение и принял решение и скоро следует ждать объявления войны.

Поездка домой была столь же необычна, как и любая другая сторона их отношений, длившихся два с половиной месяца. Ларри сидел в автофургоне на переднем сиденье рядом с Элвисом. «Элвис ведет машину, парни сидят сзади, и мы все болтаем, а я просто треплюсь обо всем на свете, о метафизике. Боге и жизни. Но затем он стал примерно каждый час останавливаться и читать «Обезличенную жизнь» или какую — нибудь другую книжку, и парни начали сердиться на меня, потому что считали, что с меня все это началось. Мы добрались до окраин Оклахома — Сити, и вдруг Элвис совершенно неожиданно заезжает на большую стоянку. Я сижу рядом с ним, он поворачивается ко мне и говорит: «Давай выйдем?» И я думаю про себя: «Что, черт возьми, происходит?» Тут он говорит: «Ладно, скажи мне правду, кто послал тебя сюда дать мне эту литературу? Откуда ты?» Я открываю рот, чтобы сказать, но тут подъезжает машина, из которой выскакивают два парня. Репортеры. Они кричат: «Можно сделать снимок?» Он отвечает: «Конечно. Если вы сфотографируете меня с моим другом». Он обнимает меня за плечи, а я думаю: «Что же все — таки происходит тут? Здесь явно что — то не так». Репортеры щелкают камерой, жмут Элвису руку, садятся в машину и уезжают, а он поворачивается ко мне и говорит: «Ну так ответь мне, кто же тебя послал?» Я говорю: «Элвис, ты меня послал. Ты знаешь это». Он посмотрел на меня, широко улыбнувшись, и сказал: «Ты прав».

Ларри уже столкнулся с одним большим сюрпризом. Сам Ларри когда — то баловался марихуаной, но никогда не употреблял таблеток и до сего момента никогда не видел, чтобы их употреблял Элвис. На выезде из Сан — Бернардино, однако, Элвис предложил ему парочку таблеток декседрина, объяснив это тем, что они, мол, будут всю ночь за рулем, а потому им нужно сохранять бодрость. Ларри с некоторой опаской принял таблетки, рассудив, что им предстоит долгое путешествие и о многом нужно поговорить.

«И что это было за путешествие! В то время как Элвис сидел и внимательно слушал, я все говорил и говорил, ни на секунду не останавливаясь. Я буквально не мог остановиться, и хотя Элвис с видимым удовольствием слушал, как я распространялся по поводу всех прочитанных мною духовных книг и изученных мною идей, на следующий день у меня жутко болела челюсть. Только позже я узнал, что Элвис как раз хотел, чтобы я «раскрепостился», как он это деликатно назвал, не столько ради себя, сколько ради парней. С того момента как Элвис вступил на путь духовных исканий, он никогда полностью не оставлял идею учить других своим примером… То, что он имел некоторое представление о реакции парней, было очевидно. И стоило ему превратить меня в рупор тех идей, которые ему хотелось высказать самому, как многие из парней ответили ему, превратив меня в нечто вроде ходячего портрета духовного Элвиса, в парня, которого они не любили. Издевки и оскорбления, которыми они не осмеливались осыпать своего босса, открыто отпускались в мой адрес».

Нехорошая карма сказалась в Амарилло, где по обыкновению собралась толпа около мотеля, в котором они остановились, чтобы поспать несколько часов в течение дня. Все парни знали, что это результат деятельности Полковника, который выдавал прессе и поклонникам его местонахождение, чтобы создать небольшую шумиху вокруг его имени, но на этот раз Элвис указал пальцем прямо на Джо. «Было около 4 часов дня, на улице слышался рев поклонников. Сотни подростков под окнами комнаты мотеля с воплями скандировали: «Элвис! Элвис!» А дело в том, что по радио объявили, что Элвис находится в городе в этом мотеле. Я знал, как это произошло. Всякий раз, как мы делали остановку, я связывался с Полковником и сообщал ему: «Мы на месте». И Полковник звонил на радиостанцию. Но Элвис набросился на меня, мы крупно повздорили, и я тут же на месте ушел от него, а Джимми Кингсли ушел со мной. Я не ушел в буквальном смысле, я просто ехал остаток пути не с Элвисом, а в микроавтобусе «Понтиак», тащившем трейлер».

Все были немного ошарашены, но подобные вещи случались все время, и, когда они двигались по дороге в Мемфис, настроение у всех было скверным; больше всего их раздражал этот постоянный, непонятный диалог, который бесконечно продолжался между Элвисом и Ларри. Если бы с Элвисом все было в порядке, Джо, вероятно, тут же на месте был бы снова взят на работу еще до того, как они приехали домой, или Элвис вел бы себя так, как будто бы ничего не случилось, но к тому времени, как они проехали в ворота Грейсленда, за главного прочно утвердился Марти Лэкер, а Джо через пару дней вернулся в Голливуд, все еще опальный, немного испуганный, но уверенный в том, что сможет найти работу, пользуясь всеми теми связями, которые у него возникли в последние четыре года.

В Мемфисе Элвис должен был все показать Ларри. Они съездили по Белвью до кладбища Форест — Хилл, чтобы посмотреть могилу Глэдис Пресли, и Элвис простоял молча в течение пятнадцати минут, общаясь с духом своей матери. Однажды Элвис дал Ларри машину и попросил его съездить в Тьюпело посмотреть своими глазами на то, о чем он знал по его рассказам. Они поездили по округе Мемфиса, и Элвис показал ему хьюмзскую среднюю школу, квартал, где он вырос, разные места, где он