две картины по 650 тысяч долларов каждая. Таким образом, к концу 1964 года Элвис был реально самой высокооплачиваемой звездой Голливуда не с точки зрения гонораров, получаемых за отдельную картину (хотя и тут с учетом участия в прибылях он мог бы поспорить за это звание), но с точки зрения своей способности делать минимум три картины в год за 500 тысяч долларов и выше при практически гарантированных прибылях. К тому времени, как Полковник полностью завершил все свои переговоры, у него было восемь запланированных картин на ближайшие три года (с гарантированным жалованьем, составлявшим в общем итоге 5 миллионов 350 тысяч долларов) на фоне новых возможностей, которые открывались, казалось, ежедневно. Малоудивительно в таком случае, что Полковник выразил определенный оптимизм, когда дал в ноябре на съемочной площадке «Tickle Ме» интервью репортеру «Нью — Йорк тайме» Питеру Барту. «Мы будем двигаться так же, как движемся сейчас, — растягивая слова, говорил он репортеру, прикуривая свою сигару от серебряного маяка футом в высоту. — Каждый год приносит больше денег».

В конце ноября они вернулись домой на обычный трехмесячный перерыв. Среди парней произошла короткая размолвка из — за того, что дарить Элвису на Рождество: Марти пошел и купил роскошную Библию в белом кожаном переплете, а затем перерисовал «Древо жизни», напечатанное в начале книги, где написал имя Элвиса на стволе, а имена каждого из парней на отдельной ветке. Под древом была выведена одна из любимых цитат Элвиса: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными»[31], — написанная по — английски, по — латыни и по — еврейски, «чтобы представить религии всех людей, которые были его друзьями». Правда, Марти не удосужился сообщить о подарке Ларри — упущение, которое Элвис тут же заметил, когда не увидел на рисунке имени Ларри. Он принял их подарок только после того, как Ларри подрисовал одну из ветвей, которая была еще не занята внизу древа.

Это было не единственное оскорбление, которое пришлось вынести Ларри. Он продолжал оставаться объектом насмешек за отсутствие у него интереса к контактным видам спорта (он предпочитал тай — чи), за свои музыкальные вкусы (он слушал Баха) и за его пристрастие к марихуане — никто не пролил слез, когда за употребление марихуаны его загребла мемфисская полиция, из коей передряги его вызволило только прямое вмешательство Элвиса и его друга шерифа Билла Морриса. Даже то, что Ларри был евреем, служило поводом для язвительных замечаний, так как парни называли его в глаза «Лоуренсом Израильским», правда, и в этом был явный элемент соперничества, особенно в случае Марти, который по меньшей мере столь же гордился своими еврейскими корнями.

Ларри познакомил Элвиса с новыми способами восприятия иудаизма еще раньше, когда проводил связь между иудаизмом и нумерологией (Ларри настаивал, что «раввины меняют имена людей в соответствии с нумерологическими принципами»), и Элвис стал носить на шее золотую «хеи»[32] когда Ларри объяснил ему, что «хеи» на еврейском языке означает «жизнь». И Ларри и Марти ставили себе в заслугу, что побудили Элвиса принять решение в то Рождество о том, чтобы поместить на могилу Глэдис новый надгробный камень — с еврейской звездой на одной стороне и крестом на другой, — и в то время, как Джордж Клейн и Алан Фортас, другие евреи — члены группы, полностью поддержали эту идею, было ясно, что некоторые другие парни отнеслись к затее с заметным скепсисом. Если верить Марти, вскоре после этого они с Элвисом придумали идею с часами, на циферблате которых чередовались бы крест и звезда Давида как символ всеобщего братства. Он отнес набросок ювелиру Хэрри Левитчу, и тот создал прототип, на основе которого он впоследствии изготовил сотни часов для Элвиса, чтобы тот мог дарить их друзьям.

Ясно, что Вернон не мог быть полностью согласен с этими нововведениями. И Марти, и Ларри хорошо знали из разговоров с Элвисом, что Вернон не очень — то понимал необходимость в таком экуменизме, и Марти был убежден, что Вернон и члены его семьи были антисемитами, а остальные родственники — сумасшедшими. За то короткое время, что Лэкеры прожили в Грейс ленде, жене Марти угрожал, а на него самого набрасывался с ножом дядя Элвиса Джонни Смит (брат Глэдис Пресли), а Клеттис Пресли (жена Вестера и сестра Джонни и Глэдис), которая пила не хуже своего брата, ясно дала понять, что тоже недолюбливает его. Марти был невысокого мнения о слабоумном дяде Элвиса Трейси, который любил всем говорить: «У меня нервы в грязи» — и издавал такие звуки, «словно он готов взорваться»; словом, можно сказать, что у него было довольно нелестное представление обо всем клане.

Взгляд Ларри был несколько более милостив; он рассматривал членов семьи как жертв общего невежества и необразованности, подверженных тому же страху, который терзал парней и отравлял его отношения с ними, страху, что какой — нибудь пройдоха отнимет у них то, что они считали по праву своим. По большей части, впрочем, раздоры не вырывались наружу после того, как между Элвисом и Верноном наконец установились более или менее нормальные отношения, в которых жизнь Вернона с Ди и ее детьми была принята просто как факт, и Вернон мог ходить из своего нового дома на улице Долан в свой офис позади особняка в Грейсленде через задние ворота, завтракать с Элвисом в кухне Грейсленда или приходить с визитом без особых церемоний в любое время дня и ночи.

В сущности, единственным неоскудевающим источником напряжения между отцом и сыном были деньги: Элвис понятия не имел, что сколько стоит, и ему не было до этого никакого дела, по наблюдению Ларри; Вернон, наоборот, «жил в постоянном страхе, что их постигнет какое — нибудь несчастье и что в один прекрасный день они с Элвисом окажутся снова в Тьюпело… [такая перспектива] приводила Вернона в ужас».

Гораздо больше Ларри беспокоила яростная, неуменьшающаяся и практически не замаскированная враждебность Присциллы по отношению к нему. Он приписывал это отсутствию духовного сознания у Присциллы, однако для Присциллы это представляло собой более низменную, инстинктивную заботу, вопрос жизни и смерти с точки зрения ее отношений с Элвисом. Под влиянием Ларри, как она воспринимала его, Элвис больше не проявлял к ней никакого интереса. По ночам он по обыкновению читал в постели, но наотрез отказывался заниматься даже тем суррогатом секса, которым он обычно подменял настоящие занятия любовью. У него был, по его словам, «период очищения, как физического, так и духовного. Любые физические искушения